— Это мой милый маленький дружок. Она все про вас знает, и к тому же ей поручено сказать вам несколько слов. А это, моя дорогая, — и он повернулся к прелестной малютке, — самый лучший на свете человек, во власти которого очень многое для нас сделать и которого я прошу вас любить и почитать всей душой, как люблю и почитаю сам.
Она стояла перед ним, заливаясь румянцем, чуть испуганная, прехорошенькая — и нисколько не похожая на мать. Между ними не было и тени сходства, разве только в том, что обе были молоды, и это, по правде сказать, произвело на Стрезера наибольшее впечатление. Возвращаясь памятью к женщине, с которой несколько минут назад говорил, он понял, насколько сейчас изумлен, ослеплен, ошеломлен: в свете того, что он уже видел, эта женщина была для него откровением, сулившим стать еще привлекательнее. Такая изящная, юная, прекрасная, она, однако, произвела на свет это совершенство, и, чтобы поверить, что это так, что она и впрямь мать этой девушки, сравнение напрашивалось само собой. Да, оно было просто навязано, это сравнение.
— Мама велела сказать вам, пока мы здесь, — произнесла девушка, — что она очень надеется в самом скором времени видеть вас в нашем доме. Ей нужно о чем-то важном с вами поговорить.
— Мадам де Вионе очень угрызается, — вступил с объяснениями Чэд. — Ей было необычайно интересно с вами, но ей, увы, пришлось прервать вашу беседу.
— Ах, пустяки! — пробормотал Стрезер, переводя ласковый взгляд с одной на другого и тут же мысленно решая множество вопросов.
— Я и от себя вас прошу, — продолжала Жанна, сложив ладони, словно повторяя затверженную молитву. — Я и от себя вас прошу — пожалуйста, приходите.
— Предоставьте это мне, моя дорогая! Я уж об этом позабочусь! — весело воскликнул Чэд, пока Стрезер, у которого чуть ли не занялось дыхание, собирался с ответом.
В этой девушке было что-то слишком мягкое, слишком незнакомое, мешавшее ему говорить с ней прямо — ею можно было любоваться, как картиной, оставаясь на должном расстоянии. Другое дело Чэд — с Чэдом он чувствовал себя свободно и просто: как в этом, так и во всем прочем, Чэд внушал к себе полное доверие. В самом тоне, каким он обращался к собеседнику, его история выступала как на ладони, да и говорил он, словно уже был членом семьи. Поэтому Стрезер почти сразу догадался, о чем «важном» мадам де Вионе собирается с ним беседовать. Увидев его воочию, она решила, что он человек легкий, и желала объяснить ему, как важно найти выход для молодой пары — такой выход, при котором ее дочери не будут ставить условием переселение в Вулет. Стрезер уже видел себя обсуждающим с этой леди достоинства Вулета в качестве постоянного места пребывания для спутницы жизни Чэда Ньюсема. Уж не думает ли сей молодой человек свалить на нее все это дело, так что в итоге посланник его матери окажется вынужден вести переговоры с одной из его «приятельниц»? Уже во взгляде, которым они обменялись, оба выяснили отношение друг друга к данному вопросу. Однако не могло быть сомнений: Чэд гордился таким знакомством. Вот почему он держался подчеркнуто прямо, когда три минуты назад предстал со своей спутницей перед нашим другом, и Стрезер, глядя на своего молодого приятеля, был так поражен его видом. Словом, именно тогда, убедившись, что Чэд взваливает на него свои затруднения, он испытал к нему, как поведал об этом Билхему, острейшую зависть. Вся эта сцена заняла три, много — четыре минуты, и ее виновник поспешил сообщить, что, поскольку мадам де Вионе намерена вот-вот «отбыть», Жанну отпустила лишь на минутку. Они не нынче-завтра все вновь встретятся; Стрезер пусть пока остается и приятно проводит здесь время — «Я еще не скоро за вами вернусь».