Скифы напали на становье ночью, когда все спали. Убив всех, скифы подожгли жилища их племени и угнали скот. К утру от шатров остались лишь дымящиеся остовы.
Слезились глаза, едкий запах дыма раздирал горло. Арита, как сумашедшая, металась от одного пепелища к другому. Никого не осталось в живых. Вместе с родным становьем, сгорело всё её прошлое, радости и печали.
На самом краю становища, возле мёртвого костра она нашла Гирта. Пронзённый скифской стрелой, он лежал на спине, широко раскинув руки, словно пытаясь оттолкнуться от земли. На груди влажно темнело пятно крови. Он даже не успел выстрелить из своего лука.
Арита упала на колени рядом с ним.
— Гирт, Гирт… — она звала его, трясла за плечи.
Он был мёртв.
Сквозь слёзы Арита смотрела на бледное лицо, на тонкие губы Гирта, которые так любила. Они больше никогда не улыбнуться ей и ничего не скажут.
Словно подхваченная порывом ветра, Арита вскочила, с разбега взлетела на коня и понеслась туда, где хотела найти тех, кого теперь так люто ненавидела.
Она рычала как разъярённая волчица. Жажда мести подхлёстывала её. Почти ослепнув от слёз, Арита ураганом мчалась по степи, ещё не понимая, что и зачем она делает. Волосы выбились из-под шапки и развевались, ветер свистел в ушах.
Она думала, что её никто не сможет догнать.
Но скифская стрела догнала её.
Арита коротко вскрикнула и упала в ковыль.
Очнулась Арита от жгучей боли. В первые мгновенья пробудившегося сознания она не почувствовала ни малейшего желания узнать, где находится. Голова гудела.
Сквозь шум в ушах она уловила чей-то властный голос:
— Она знатная киммерийка?
— Да, мой господин, — почтительно ответил другой голос.
— Почему ты так решил?
— При ней нашли царский жезл, символ могущества её рода.
Арита открыла глаза и с трудом повернула голову в ту сторону, откуда доносились голоса.
Рядом с лежанкой, на которой она находилась, стояли двое мужчин.
Один — высокий, чернобородый, с длинными тёмными волосами, схваченными вокруг лба расшитой красной тесьмой — держался высокомерно. Богато одетый, он был, видимо, знатным скифом. На кожаном поясе висел меч с рукояткой, украшенной замысловатым узором и заканчивающейся головой какого-то животного.
Арита испытала унижение оттого, что кто-то надменно осматривал её.
Второй, тот, что стоял ближе к ней, согнувшийся в полупоклоне, был, видимо, слугой.
— Она, кажется, пришла в себя, — сказал господин.
Слуга приблизился к девушке и наклонился к самому её к лицу, Арита даже почувствовала его смердящее дыхание. Киммерийка собрала последние силы, и плюнула ему прямо в глаза. Тот резко отпрянул и зашипел ругательства.
Знатный скиф ничего не сказал, и, обдав слугу надменным холодом, вышел.
— Ах, ты дочь шакала… — замахнулся на неё слуга, но ударить не посмел, только погрозил кулаком и шмыгнул вслед за господином.
Арита осталась одна. Она попыталась подняться, но не смогла. Помимо её воли, глаза наполнили слезы. Она сильно зажмурилась, выдавив из-под век солёную влагу, и попыталась осмотреться.
Она лежала на тюфяке и подушке, набитых оленьей шерстью. Светильник в виде круглого котелка с ручкой-обручем, подвешенный в центре жилища, тускло освещал стены, обитые войлочными полотнищами. В неярком свете, среди тревожного бега теней, по стенам, словно в сказке, неслись искусно вышитые вереницы пантер, нападающих на оленей. Рядом с её лежанкой на круглом столике с изогнутыми ножками, похожими на лапы какого-то животного, стоял ещё один маленький светильник, квадратный. Он разбрасывал язычки пламени, которые золотыми искорками мерцали на гладкой синей поверхности лежащего рядом Лазуритового Жезла.
«Они приняли меня за царевну», — подумала Арита и потела сознание.
Возможно ли в безбрежной степи найти дорогу и не сбиться с пути? Возможно ли вернуться в этот мир, когда ты знаешь, что тот, кто связывал тебя с ним уже не живёт? Возможно ли, уже не чувствуя себя частью этого мира, страшиться неизбежности смерти?
Скифы долго лечили её, но жизнь возвращалась к ней медленно. Она бредила, иногда приходила в себя и снова погружалась в беспамятство. Она поправилась бы скорее, если бы хотела жить. Лишь желание отомстить заставило её вернуться к жизни. Мало-помалу, девушка пошла на поправку. Кобылье молоко, баранье и конское мясо, целительный степной воздух вернули телу упругость, глазам зоркость, а сердцу страсть. Она всё вспомнила, осознав унизительное положение, в котором находится, и снова горе овладело ею.
Когда однажды хмурым ветреным утром, Арита, наконец, вышла из убежища, она была готова мстить. Каждый высохший стебель шелестел ей о мести.
Для начала нужно было выяснить, сможет ли она сама бежать отсюда.
Очень скоро она поняла, что сделать это будет нелегко.
Мощные стены кольцом опоясывали крепость. Окружённая с трёх сторон огромной каменной стеной столица царя Скифии Савлия была неприступной. Единственные большие ворота в высокой стене охранялись сторожевыми башнями. За крепостной стеной, под курганом белой глины, покоились скифские цари вместе со своими конями, женами и рабынями.
С южной стороны цитадель защищала толстая земляная оборонительная насыпь. Сразу же у стены, с внутренней стороны, — открытое пространство с загоном для скота. Жилые постройки внутри этого пояса теснились ближе к северу города. Дома были в основном самые обычные, из дерева, состоящие из пристроек, выступающих с обеих сторон и центральной овальной части.
От прохладного свежего воздуха у Ариты закружилась голова. Она покачнулась и упала бы, если бы кто-то не подхватил её под руку.
Киммерийка оглянулась.
Рядом стоял молодой плечистый скиф. Длинные русые волосы, густые и мягкие, как степные травы, покрывала скифская шапка. Тёмные глаза смотрели остро и хмуро, словно сквозь облака едва пробивалось солнце. Мех на его накидке, перехваченной поясом с массивной золотой пряжкой, трепетал при малейшем дуновении ветерка, отчего скиф был похож на льва.
Не успев опомниться, Арита оперлась на его руку, и её пронзило, словно молнией. Она вздрогнула и выдернула ладонь.
Скиф не засмеялся. Напротив, он ещё больше нахмурился, словно его тоже обожгла её маленькая горячая ладонь.
— Меня зовут Тирсай, — голос скифа прозвучал низко и глухо.
— Арита, — коротко ответила киммерийка и поспешила уйти прочь.
С того дня она видела Тирсая почти каждый день.
То он проходил мимо, то оказывался рядом с ней за трапезой. Но ни разу они не заговорили друг с другом.
Однако, Арита никак не могла понять, почему она всё чаще думает о нём, почему он попадается ей на глаза — то ли он постоянно рядом с ней, то ли она невольно оказывается поблизости.
В тот день был праздник Великой Богини Табити. В честь покровительницы одной из самых могучих стихий — огня — готовилась совместная трапеза, на которую участники приносили яства, приготовленные собственными руками для общего стола.
В бронзовых котлах варилось мясо, в собственом жиру жарились кабаньи туши и тушки птиц. Скифы с наслаждением пили из большой золотой чаши, ходившей по кругу, синеватое кобылье молоко и быстро хмелели. Было людно, возбуждённые громкоголосые скифы сновали повсюду, но Арита чувствовала себя чужой среди них, не различая голосов, не узнавая напевов. Ей хотелось остаться одной, и она решила уйти к небольшому ручью, резво вытекавшему из-под городской стены.
Девушка присела у самой воды, обхватила руками колени, опершись на них подбородком, и стала слушать, как звенит вода, сталкивая друг с другом гладкие камешки. Здесь было спокойно и так хорошо просто посидеть, послушать незатейливую песню ручья, вспомнить о Гирте…
Неожиданно совсем рядом, прямо над головой, она услышала:
— Арита? Почему ты здесь одна? Разве ты не пойдёшь на праздник?
Она обернулась на голос и увидела Тирсая.