Хозяин бросил взгляд на ребёнка.
— Это приёмная дочь господина Ранка, Ева Ранк. А я служанка, — Агнесс уже оттаяла, большая печь хорошо отапливала дом.
Сидевший за столом дородный купец, с трудом оторвался от скамьи. Пыхтя, поднялся, и набрасывая на плечи тулуп, задел рукавом лампу на стене. Лампа покачнулась, и пламя внутри задрожало, меняя очертания окружающих предметов. В этот миг дверь открылась, и в помещение вошёл человек. Это был молодой рослый ямщик.
Горячая кровь Агнесс просто закипела. Она широко улыбнулась, и бросила долгий пронизывающий взгляд в его сторону, глядя немного исподлобья. Ямщику тоже явно приглянулась румяная белолицая путница. Он подбоченился, стащил с русой головы шапку и подмигнул красавице.
Господину Ранку отвели большую комнату с двумя маленькими окошками, деревянным столом и большой кроватью с мягкой периной, на которой он теперь и лежал, тяжело дыша и не переставая стонать. Агнесс, опустив руки на колени, сидела на скамье у одного из окошек и смотрела то на кровать, то в окно. Комната была заставлена неразобранными сундуками.
Маленькая Ева, словно чувствуя что-то неладное, пищала и копошилась в своей постельке. Агнесс поняла, что если так будет продолжаться и дальше, то никто из них не уснёт сегодня ночью. А она так устала за все эти дни утомительного путешествия.
Она поднялась со стула и подошла к Еве. Девочка морщила носик и словно пыталась вырваться из тесного кокона пелёнок. Агнесс как следует укутала малышку и поспешила выйти с ней на улицу, чтобы дать хозяину заснуть.
Ранние зимние сумерки уже окрасили всё вокруг тёмно-голубым. Заснеженные островерхие ели подпирали верхушками лоскут синего неба. Ели плотной стеной окружали постоялый двор и стояли навытяжку, как караул. Полная луна щедро поливала перламутром тихую землю. Крупинки сухого снега переливались в лунном свете, отчего казалось, что она искрится, посыпанная серебряной пылью.
Агнесс медленно, слегка покачивая ребёнка на руках, зашагала вдоль дома по присыпанно снегом тропинке. Снежная крупа под ногами тихонько поскрипывала, и, казалось, что это единственный звук в округе. Рождественский мороз пощипывал её и без того румяные щёки.
Маленькая Ева скоро успокоилась и заснула.
Агнесс подняла глаза к небу, где, словно крошечные дырочки на источенном молью тёмно-синем бархате, светились далёкие звёзды. Агнесс стала считать:
— Viens, divi, tris, setri… — тихонько бормотала девушка.
Вдруг дверь постоялого двора широко и шумно распахнулась.
Агнесс оглянулась и увидела молодого ямщика, которому улыбнулась утром.
Он посмотрел в её сторону долгим хмельным взглядом, не сразу узнавая.
Сердце Агнесс заколотилось, ей сделалось жарко.
Парень узнал красавицу-путницу. Медленно, вразвалочку он подошёл к ней.
Какое-то время молодые люди без слов смотрели друг на друга. Наконец, молодой ямщик усмехнулся:
— На звёзды смотришь?
Агнесс улыбнулась ему, а он, кивнув на Еву, спросил:
— Твоё дитя?
И хотя Агнесс не понимала по-русски, ответила, отрицательно покачав головой:
— Ne, ir meita mana magistra.
— А-а… — протянул парень, поняв, по крайней мере, что ребёнок не её.
Он приложил огромный кулак к груди, где неистово стучало его сердце, и назвался:
— Меня Яковом зовут.
Агнесс поняла его и ответила:
— Agnes.
Потом они ещё долго говорили каждый на своём языке. Агнесс немного знала по-немецки, и они всё же смогли договориться.
— Агнеса, звёздочка моя…
— Jacob…
Утром следующего дня, невольно ища друг друга, они столкнулись в сенях. Пунцовые щёки Агнесс ещё ярче заполыхали, когда она увидела Яшку.
— Постой, — сказал молодой ямщик, схватив Агнесс за локоть. — Через семь дней, если дождёшься, отвезу тебя к себе в деревню, под Тверь. Ты не думай, я и под венец с тобой… Уж больно ты мне по сердцу.
Агнесс что-то лопотала в ответ, а Яшка, словно хмелея от её воркованья, снова и снова говорил:
— Дождись меня, дождись.
Через семь дней господин Ранк умер.
— Jesus, — в невыразимом отчаянии стояла Агнесс возле тела человека, много лет бывшего для неё не только господином, а почти отцом.
«Никогда больше мне не найти такого хозяина, — думала она, глотая слёзы. — Теперь придётся вернуться к мачехе и сводному брату, этому отвратительному Петеру. Нет, лучше уж убегу с Якобом».
Внезапно и окончательно решившись, Агнесс стала торопливо собираться. Когда узел был завязан, она вдруг на мгновенье задумалась о чём-то неясном, тревожном, что не смогла бы объяснить и самой себе, но потом решила, что будет лучше сейчас ни о чём не думать.
Схватив узел, она решительно направилась к двери.
Но что-то вдруг заставило её оглянуться. Девушка испуганно повернула голову, ища причину этого движения, и встретила синий взгляд маленькой Евы.
Нет, она всё-таки не понимала, почему оглянулась, ведь ребёнок даже не плакал. Малышка смотрела ей прямо в глаза так, что Агнесс выронила узелок на пол.
Единственное, что она поняла немедленно, сразу, здесь же, на том месте, где стояла, что не сможет уйти, оставив девочку одну. Она подошла к Еве и взяла её на руки.
Яшка уже ждал её возле саней. Прозрачный воздух был кристально чистым, а небо божественно голубым. Обеими руками прижимая к себе маленькую Еву, Агнесс подошла к Яшке и, лукаво подняв светло-серые глаза, посмотрела на него снизу вверх.
Он порывисто прижал её к себе и крепко поцеловал в губы.
— Агнеса ты моя… — прошептал парень.
Потом, приподняв девушку вместе с ребёнком, он посадил её в сани на лохматый овчинный тулуп, бросив рядом узел со скромными пожитками Агнесс.
Яшка и Агнесс счастливо поглядывали друг на друга, не спрашивая ни о чём, ибо не знали других языков, кроме языка любви, но они понимали друг друга без толмача, сердцем понимали…
Маленькая Ева не спала. Широко открытыми синими глазами она смотрела в высокое небо. Что было в этом взгляде? Если бы Яшка и Агнесс захотели, они бы узнали о закатившейся славе Богемии, о её былом блеске и величии…
Но они ничего не хотели знать, кроме своей любви. Только Агнесс как бесценный дар прижимала к груди маленькую чужую девочку.
Она навсегда запомнила то мгновенное, потрясающее, невероятное по красоте виденье, которое было ей в ту минуту, когда на неё посмотрели синие глаза Евы Берг.
Часть II. Посох богов
«Вселенная и не подозревает, что мы существуем…»
Глава 1. Сияющий цветок
Граница тенеуса вибрировала и мерцала немыслимыми оттенками цветов, перемешивая их между собой, расщепляя и образовывая неописуемые сочетания. Иннаресми ощутила её как нечто одновременно тёплое и прохладное, мягкое и жёсткое, зыбкое и невероятно прочное.
Впрочем, переход почти не вызвал никаких физических ощущений. Многое из того, что переживает транснавт при переходе через тенеус лежит в эмоциональной сфере. «Чувство утраты», «беспокойство», «будто падаешь», «словно выныриваешь», «радость, когда видишь свет» — вот то немногое, что смогли ей рассказать те, кто уже не раз переходил через тенеус.
Если бы спросили её, она описала бы это так.
Обдукто — состояние, когда ты словно блуждаешь во мгле, но ещё ощущаешь себя как личность. Тенебрис — полное обезличивание, развоплощение, ничто, потеря ощущения времени и пространства, уничтожение всех связей, распад всех молекул.
Шагнуть в тенеус. Этому нельзя научиться. Тренировочные переходы на искусственные нибирийские спутники дают лишь очень приблизительное представление о пространственно-временном переходе. В коридоре тенеуса действует принцип сжатия времени, поэтому между мгновением, когда сознание меркнет и моментом возвращения существует один миг.