— Отлично, — сказал Мухаммед Вали-хан, пренебрегая вызывающим тоном Бачаи Сакао. — Спешивайтесь…
— Да нет, — возразил Бачаи Сакао, — здесь нам всем не поместиться, нас слишком много. — Он головой указал назад, туда, где остались под ливневыми струями его спутники. — Поищем другое укрытие, а чаем, надеемся, вы нас угостите.
— Да-да, конечно, — сказал Мухаммед Вали-хан.
И Бачаи Сакао, безжалостно стегнув своего коня, поспешил к своим.
Только тут посол рассказал нам об этом человеке то, что знал.
Когда-то Бачаи Сакао служил в афганской армии, однако недолго: он стал дезертиром, занялся грабежом, приобщился к разбойничьему ремеслу. Так что с ним надо держать ухо востро…
Ну и ну! Час от часу не легче.
Выслушав эти неутешительные сведения о Бачаи Сакао, мы стали размышлять над тем, как обезопасить себя от более чем сомнительного знакомого, но тут как раз он и явился в сопровождении нескольких всадников. Один из них, низкорослый и тощий человек лет пятидесяти, довольно учтиво поздоровался с каждым из нас, сказал, что зовут его Шерафетдин-ахун и что по поручению Саида Алим-хана он едет в Кабул. Иначе говоря, слово в слово повторил то, о чем уже успел оповестить Бачаи Сакао.
Исподволь я наблюдал за этим самоуверенным дезертиром-головорезом. Нет, внешне он вовсе не походил на злодеев из сказок, наоборот, был даже благообразен: черная бородка, короткие усики, приятный овал лица… И лишь глаза, узкие и острые, как-то беспокойно бегали по нашим лицам, и в них читалась настороженность. Поверх далеко не новой рубахи и таких же поношенных штанов был накинут хивинский халат, тоже повидавший виды, голову покрывала чалма, когда-то, быть может, и светлая, но сейчас пыльно-серая, как дорога; носы его разбитых башмаков почему-то глядели кверху; пояс, стягивавший халат, провисал под тяжестью патронташа, через одно плечо был перекинут на ремне маузер, через другое — наган. Да, вид его был поистине устрашающим!..
Что касается Шерафетдина-ахуна, то по всему чувствовалось, что дворцовые правила поведения и придворную этику он усвоил неплохо. Речь его была учтива, быть может даже чересчур, голос негромкий, улыбка прямо-таки располагающая. Он начал издалека — с Туркестана, потом аккуратно ввернул, что огонь, мол, который разожгли большевики, угрожает Бухаре и не сегодня-завтра может перекинуться на Афганистан. Он высказывал всякие предположения, словно бы здесь же, на ходу, строил догадки, вспоминал факты из истории… Особо подчеркнул Шерафетдин-ахун, что Бухара и Афганистан всегда жили в согласии и их эмиры понимали друг друга. Что же до покойного Хабибуллы-хана, то незадолго до своей гибели он направил в Бухару одного из своих приближенных, дабы тот передал, что в борьбе с большевиками эмир не пощадит ни сил, ни средств. И вскоре в Бухару прибыла большая группа афганских офицеров.
— Да-а-а, — задумчиво, как бы подводя итог всему им сказанному, протянул Шерафетдин-ахун. — Настало время поднять всех мусульман на священную борьбу с большевиками…
Мухаммед Вали-хан молча слушал ахуна. Судя по всему, он не имел намерений вступать с ним в дискуссии, том более в публичные, а на прямой вопрос Шерафетдина-ахуна ответил, что не располагает ни полномочиями, ни достаточными данными для того, чтобы говорить об отношениях между Афганистаном и Бухарой. Что же касается России, то, в сущности, едут они туда всего лишь ради ознакомления с обстановкой, без каких-либо определенных заданий и целей. Все это было сказано спокойно, без тени нервозности. И именно чувство собственного достоинства, каким окрашены были слова посла, вызвали в Бачаи Сакао злобную реакцию, он воспринял поведение Мухаммеда Вали-хана как личное оскорбление.
— Понятно! — желчно искривив рот, заговорил он. — Откровенничать в присутствии разбойника вы не считаете возможным!
Посол лишь окинул его безразличным взглядом. И это окончательно вывело Бачаи Сакао из себя.
— Да! — воскликнул он. — Я — разбойник! Я граблю и убиваю людей, все это так! Но кто вынудил меня к такой жизни? — спросил он, гневно глядя на посла. — Кто? — И, не дождавшись ответа, сказал: — Хабибулла-хан, вот кто! И его лизоблюды-нукеры!.. — Бачаи Сакао едва не задыхался от злости и возбуждения, на него было тяжело смотреть. Отдышавшись, он продолжил: — И если бы Хабибулла-хан не отдал богу душу, в стране сегодня было бы еще больше разбойников. Сейчас за мною идут двести всадников, но стоит мне захотеть, их будет хоть две тысячи, потому что немало бродяг скитается на дорогах, не зная ни того, с кем им следует сводить счеты, ни того, к кому бы примкнуть. А если они примкнут ко мне…