— Ладно, о логике отношений мы поговорим в другой раз. Сейчас я хотел бы знать, куда все-таки вы отослали своего капитана?
— Да туда же, куда отправились и ваши всадники, — в Мазари-Шариф, — сказал посол, словно бы удивленный наивностью вопроса.
— Полагаете, что он успеет обеспечить вам помощь? Но не умрет ли тот, кого ужалила змея, пока из Мекки привезут лекарство?
— Как знать! — сказал Мухаммед Вали-хан. — Возможно, за помощью и не придется ехать так далеко, она может подоспеть раньше, чем мы думаем, — всяко бывает! Тем более, что мы сделали все для срыва ваших замыслов, все, что было возможно! И вы, полковник, проиграли эту сложную партию… — Бледное лицо полковника перекосилось от гнева. Нет, в полное свое поражение он, кажется, еще не верил, но не верил и в победу. А посол меж тем продолжал: — Вы, господин полковник, ошиблись, полагая, что до самого конца этой комедии я считал вас представителем Красной Армии. Не стану хитрить: в первый момент — да, мы обманулись. Но едва тронулись вместе с вами в путь, как вера в вас испарилась, от нее не осталось буквально ничего…
— У вас, судя по всему, завидная интуиция, — вставил полковник.
— Да нет, никакой особой интуиции в данном случае и не требовалось. Вы отлично вызубрили свою роль, но играли ее не безупречно. А плохая игра мстит за себя.
Полковник вскочил на ноги, оглядел Мухаммеда Вали-хана с головы до ног и неожиданно спросил:
— Какие же подарки вы везете Ленину?
— Подарков у нас, признаться, никаких нет. Всего лишь письмо от эмира!
— Где оно? Дайте его сюда!
— Не могу, — ответил посол и неторопливым жестом отер лоб. — Его у меня нету. Оно — у капитана. Так что если ваши нукеры догонят его…
Указав на наши узлы, полковник приказал своим бойцам:
— Обыщите!
За несколько минут наши аккуратно уложенные вещи превратились в беспорядочную груду бог весть какого хлама. Все сколько-нибудь ценное было отложено в сторонку, туда же попала и кашмирская шаль, предназначенная для Наташи. Именно эта шаль почему-то привлекла особое внимание Нигматуллы-хана. Он мял ее в руках, а мне это было так неприятно, что я едва сдерживал себя. Хотелось броситься, вырвать шаль из чужих грязных рук, — ведь она принадлежала Наташе, и никому больше. Я представлял себе, как накину ее на Наташины плечи и как от смущения вспыхнет румянцем ее белое, нежное лицо… Не знаю, может, мне передалась выдержка посла, иначе трудно объяснить, как это в минуту страшной опасности я мог думать о какой-то, в сущности, чепухе.
В наших вещах рылись долго и тщательно, но кожаную папку с бумагами так и не нашли. Потом нас подвергли личному обыску — заглядывали даже в сапоги, осматривали и ощупывали папахи, выворачивали карманы, все тщетно!
— Зря стараетесь, — сказал посол полковнику. — Папки с бумагами здесь нет, она уже далеко, поверьте… И потом: ну, допустим даже, что вы забрали бы у нас письмо эмира, прочитали бы его, а потом бросили в огонь. Что изменилось бы? Да буквально ничего! И если сегодня нас перестреляют, опять-таки это вам ничего не даст. Письмо напишут заново, а в Москву поедет другой посол…
— Разве кроме письма вы ничего не везете?
— Лично мне больше ничего не известно.
— А проект секретного военного договора?
— Впервые слышу о таком проекте.
— Слушайте, господин посол, зачем вы прикидываетесь эдаким простачком? Кто вам поверит? — Полковник облизнул пересохшие губы, по лицу его пошли багровые пятна. — Быть может, вам надоела жизнь и поэтому вы молчите? Или решили погибнуть во имя великой идеи?
— Нет-нет, — сказал посол. — Мне всего сорок лет, я хочу жить и не стану этого скрывать. Только что я получил генеральское звание, я выполняю первое задание в качестве посла… Нет, мне еще надо жить.
Полковник развел руками. Он решительно не знал, с какого бока подойти к послу, чтобы сбить с него это возмутительное спокойствие, эту невероятную убежденность в своей правоте и в величии своей миссии. И он сорвался — закричал каким-то визгливым, пронзительным фальцетом:
— Мне надоело играть с вами в бирюльки! Надоело, господин посол! Понятно? — Он рванул замочек своей полевой сумки, вытащил из нее бумагу, карандаш, протянул послу: — Вот! И извольте коротко изложить содержание документов, которые вы отослали куда-то со своим капитаном.
Лицо посла стало жестким, он готов был броситься на полковника и расправиться с ним далеко не дипломатическим образом. Но нет, он не позволил себе ни единой резкости, а лишь спросил хриплым от возмущения голосом: