Моя проникновенная речь была прервана внезапным появлением крайне взволнованного Нигматуллы-хана. С трудом переведя дух, он выпалил:
— Со стороны Керки приближаются всадники!
Полковник схватил свой наган и, приказав отвести меня к послу, выскочил из шатра.
Утро уже наступило, горизонт алел ранним солнцем, а небо было прозрачным и ясным, и после мрачного шатра мне показалось, что такого светлого неба я еще никогда не видел и никогда не дышал таким чистым воздухом.
Когда меня вели к расщелине, где был спрятан посол, я не мог не заметить суеты, которая царила в «стане» полковника. Видимо, напуганные известием о приближающихся всадниках, его люди наспех седлали коней, распихивали по мешкам свои пожитки, увязывали узлы, а он, стоя среди них, бранился, угрожал, приказывал, подгонял своих нукеров, у которых от спешки и без того тряслись руки…
Руки посла были связаны за спиной, он озирался вокруг и, заметив меня, слабо улыбнулся. Нас снова поставили спиною друг к другу, чтобы мы не могли обмениваться ни взглядами, ни жестами. И разговаривать тоже запретили.
Мне казалось, что развязка близка. Какою она будет? И кто это приближается со стороны Керки? Быть может, Ахмед достиг Термеза и нам на выручку мчатся бойцы Красной Армии? Хотелось так думать, хотелось верить в это, но самогипноз уже давно перестал действовать, и потому сердце мое стучало так гулко и тревожно, что, быть может, и посол спиною слышал этот стук.
Нигматулла-хан оставил нас и, прихватив с собою нескольких нукеров, бросился в шатер, видимо, в надежде порыться в наших вещах и хоть чем-нибудь поживиться. Но полковник преградил им путь властным окриком:
— Назад!..
Нигматулла-хан замер в нерешительности. Остановились и нукеры. Но искушение было слишком велико, и Нигматулла отважился сделать еще несколько шагов в направлении шатра, когда полковник вновь крикнул:
— Наза-а-ад!
Нигматулла-хан недоуменно пожал плечами, нижняя губа его обиженно выпятилась, и он нехотя повиновался. А я подумал: «Уж не результат ли это моего незаконченного разговора с полковником? Быть может, на всякий случай он все-таки решил не искушать судьбу? Или действительно поверил, что за нашими спинами стоят слишком сильные люди и лучше не рисковать, не связываться: береженого бог бережет…»
Кто знает, что было в его голове!
Я озирался по сторонам, но не видел никого из наших — ни одного бойца. И ахун тоже куда-то исчез. Куда все подевались? И не расправился ли с ними полковник перед тем, как бежать? А может, он сейчас приблизится к нам, скомандует «Вперед!» и выстрелит в наши спины…
Нет, этого не случилось. Полковник действительно подъехал к нам на красивом рыжем коне, приказал сопровождавшему его нукеру развязать нас и, откровенно любуясь собственным великодушием, объявил:
— Вы свободны, господин посол! Счастливого пути! Будем живы — даст бог, встретимся. — Он указал своей плеткой куда-то на восток и добавил: — Своих людей вы увидите там, в низине. И оружие примерно там же, поищете — найдете… — Затем, когда я уже специально отошел от посла подальше, полковник, гарцуя, приблизился и по-русски сказал мне: — Жаль, господин капитан, что мы не смогли поговорить в спокойной обстановке, но, надеюсь, такая возможность представится. А пока запомните: конечно же вы правы, никакой я не Степанов и никакой не полковник. Моя фамилия Штюмер. Майор Штюмер. Однако не советую вам рассказывать о нашем знакомстве ни Эмерсону, ни кому-либо еще из англичан, потому что, поняв, что вы нарушили тайну, они навсегда утратят к вам доверие. И не подумайте, что я говорю это потому, что ваше сотрудничество с англичанами хоть что-то для нас означает. Ничуть не бывало! Поговорка «Нельзя молиться двум богам» к разведчикам не применима, сами понимаете. В нашем мире, в мире разведчиков, можно молиться одновременно и трем богам, и жить при этом как индийские князья!