— Вот если бы можно было однажды скупить всю чадровую ткань и побросать в огонь, тогда, пожалуй, наши женщины избавились бы от решеток на лицах. Но… — Он помолчал немного и сказал более серьезно: — Надо помнить, что в чадровой ткани заключены тайны веков! В ней — целые эпохи! Стало быть, мы имеем дело с вековыми обычаями, с самой историей. Впрочем, человек сам творит историю, не правда ли? — Он вопросительно глянул на жену.
Она опять ласково ему улыбнулась и заговорила:
— Твои шутки по поводу чадры, видимо, дошли до слуха народа. Я даже слышала, что первой женщине, которая сбросит чадру, будет воздвигнут памятник в центре Кабула.
Эмир от души расхохотался.
— Ничего такого я не говорил! Мне, кажется, уже приписывают то, о чем мечтает народ и мечтают миллионы таких женщин, как ты. А памятник?.. — Он будто призадумался. — Памятник, я полагаю, если и будет воздвигнут, то тебе.
— Мне? Но почему именно мне?
— Потому что, я надеюсь, ты и окажешься этой первой женщиной.
— О! Ну, в таком случае подыскивай скульптора!
Мы долго и от души смеялись над этим шутливым диалогом между эмиром и его прелестной женой. Впрочем, в разговоре этом я улавливал и действительные веяния нашего близкого будущего, нашего завтрашнего дня. С надеждой всматриваясь в это будущее, мы, молодые офицеры, признаться, не особенно отчетливо представляли себе его, но верили в него и ждали. Мы понимали, что оказываемся с глазу на глаз с древними традициями, которые предстоит разбить, потому что они стоят на пути к прогрессу и духовному раскрепощению. Это будет трудно, но это — будет.
После воцарившегося за столом молчания Ахмед с горькой усмешкой сказал:
— Много шумят сейчас о том, что наши девушки, возможно, поедут учиться в Европу.
— Пусть шумят! Пусть! — воскликнул эмир. — Да, мы будем посылать в Европу и девушек, и юношей, иначе Афганистан не выйдет из невежества! — Он поднял свой стакан и продолжил: — Вот хоть эта нехитрая штука: научились мы стаканы делать самостоятельно? Нет, покупаем их в разных странах. Другие народы покоряют небо, с помощью науки передвигают горы, а мы? Разве мы не так умны или не так талантливы, как европейцы? Кто так думает, ошибается. И ум у нас есть, и талант, но их надо окрылить, надо раскрыть перед ними дороги к смелым поискам. Все зависит от нас самих, и если мы сумеем вырастить здоровое и образованное поколение, вот тогда — и только тогда! — Афганистан займет достойное место среди других стран!
Чувствовалось, что эмиру хочется говорить, хочется поднять наш дух, вдохновить нас, своих единомышленников и сподвижников. Он знал, что молодые офицеры верят ему и гордятся им. Знал и то, что вскоре нам предстоит расстаться.
В пограничных с Индией районах тучи сгущались день ото дня. С минуты на минуту ожидались первые залпы орудий. Мы должны были готовиться к обороне.
Вооруженные силы страны были разбиты на три группы: восточную, южную и юго-западную. Военные барабаны могли загреметь в любой момент, и в этот момент воинам предстояло принять бой. Однако мобилизация была не самой сложной проблемой. А вот поднять народ, и прежде всего наших братьев из племен пуштунов, проживающих в так называемой Независимой полосе, — это было делом нелегким и даже рискованным. Районы Независимой полосы в конце девятнадцатого века были насильственно присоединены к Индии, и хоть зона именовалась «Независимой», народы ее полностью зависели от Англии. В провинциях этой полосы находились и военные крепости, и опорные пункты англичан. А среди вождей племен пуштунов были разные: одни жили с оглядкой на англичан, другие готовы были отстаивать чувство национального достоинства.
Казалось, эмир весь ушел в свои нелегкие мысли. Рассеянно наблюдая за легким голубым дымком от своей папиросы, он после долгого молчания, никем из нас не нарушаемого, вновь заговорил:
— Иной раз мне кажется, что чуть не весь народ старается искусственно сдержать ход истории, остановить ее колесо. Куда ни глянь — застой, разобщенность, отсутствие общих целей. И самое печальное — то, что многие воспринимают все это как должное, необратимое, будто бы предначертанное самой судьбой. Получается, что жизнь под иностранным гнетом — это и есть наша участь… — Он оглядел нас грустными глазами и невесело усмехнулся. — А знаете, какими словами заканчивается национальный гимн англичан? — И эмир сам ответил на свой вопрос: — Вот как он оканчивается: