Мы ехали навстречу хану, хан, переваливаясь, шел навстречу нам. Дело было за Жозефом: справится ли он со своей ролью? И вот Жозеф, не торопясь, степенно покинул машину, одернул на себе костюм, подойдя к Сарвару-хану, довольно официально приветствовал его на английском языке… Сарвар-хан говорил по-английски, он в свое время учился в Лахорском университете, хотя и не закончил его.
На приветствие гостя он ответил тоже сдержанно.
Мы стояли в ожидании, наблюдая эту сцену. И тут, видимо, Сарвару-хану показался подозрительным столь ранний визит. Он старался не выдать своего волнения, но оно отчетливо проступило на его вспыхнувшем, лоснящемся жиром лице с надутыми щеками.
Капитан Жозеф строго посмотрел на Сарвара-хана и сказал то, что ему было приказано сказать:
— Минувшей ночью убит генерал Кокс.
— Что-о-о? — взревел хан, и карие глаза его едва не выкатились из орбит. — Генерал Кокс? Убит?..
— Да… И среди задержанных оказался ваш нукер Саидмухаммед. Он утверждает, что выполнял ваш приказ…
— Ложь! — Торчащие усы хана дрогнули. — Саидмухаммед — не мой нукер, я выгнал его в шею! И потом: зачем бы мне покушаться на жизнь генерала Кокса?
— Не знаю, — так же сухо отозвался капитан. — Но мне приказано немедленно доставить вас к полковнику Эмерсону. Ему вы и дадите объяснения. Садитесь, машина ждет…
Сарвар-хан совсем растерялся. С лица его сейчас словно слиняла вся краска, глаза бегали, руки дрожали…
— Поторопитесь, хан, у нас мало времени…
Хан еще постоял немного, он молчал, губы скривились в какую-то жалкую гримасу. Он глядел то на капитана, то на нас. Он, видимо, был охвачен самыми противоречивыми чувствами. Может, даже подозревал обман?.. Аллах его знает. Но, постаравшись справиться с собою, вдруг заявил решительным тоном:
— Сначала поедем в крепость. Мне надо совершить намаз и переодеться.
— Переодеваться в праздничный костюм вам незачем, вы едете на допрос, а не на праздник, — тоном, не терпящим возражений, заявил капитан. — А намаз совершите в дороге, не один вы не успели помолиться.
Махнув рукой, капитан подозвал к себе нукеров, стоявших поодаль. Они мгновенно приблизились. Оба оказались вооруженными, но Осман-хан быстро отобрал у них оружие, разрядил и бросил в машину. А Жозеф, указав своей тросточкой на нукеров, сказал Сарвару-хану:
— Вы желаете дать им какое-то поручение? Давайте!
Хан злобно глянул на капитана, затем огляделся вокруг. Все люди из крепости сейчас толпились на улице, человек пять-шесть с винтовками через плечо спешили к нам. Наступил момент, когда медлить было уже невозможно. И тогда Осман-хан властно скомандовал:
— Помогите хану влезть в машину!
Вот сейчас я был уже уверен, что Сарвар-хан все понял: он стал отчаянно упираться, махал руками и кричал:
— Погодите! Вон идет мой сын! Я хоть скажу ему, куда еду!..
Мы не дали ему ни секунды времени, быстро связали руки и бросили в кузов машины.
— Поехали! — скомандовал Осман-хан.
Сарвар-хан продолжал кричать что было мочи, метался так, что, казалось, перевернется машина. Осману-хану пришлось легонько двинуть его в бок прикладом винтовки. А бегущие от крепости люди уже открыли по нашей машине огонь. Мы ответили очередью из пулемета. Народ, толпившийся у крепости, бросился врассыпную, словно воробьи, заметившие ястреба. Прекратились и выстрелы…
Вскоре крепость Сарвара-хана осталась далеко позади, она превратилась в едва различимую черную точку.
Осман-хан связал руки капитану Жозефу и, вновь наложив на его глаза темную повязку, подсадил его к нам в кузов. Ткнув носком сапога в бок Сарвара-хана, он сказал:
— Ну, здравствуй, достопочтенный хан!
Тот медленно поднял голову, устремил на Османа-хана ненавидящий взгляд, облизнул языком пересохшие пухлые губы, но не сумел промолвить ни слова.
Первым с Сарваром-ханом встретился Осман-хан, давно уже лелеявший надежду отомстить своему врагу за покойного отца, над которым тот в свое время жестоко надругался. И перед заходом солнца, именно в тот час, когда старик был нещадно избит, Сарвара-хана вывели из пещеры и раздели при всем честном народе. Осман-хан напомнил пленному хану о том дне, долго хлестал плетью из сыромятной кожи по жирной спине хана, извивавшегося по земле и прячущего лицо. А потом сказал: