— Подлец! — сквозь зубы процедил он. — Только и думает о своей выгоде, о том, как бы еще побольше разбогатеть! И вот увидите — разбогатеет! Вотрется в какой-нибудь преуспевающий синдикат по высасыванию из народа последних соков — и разбогатеет! — Юсуп горестно покачал головой. — А ведь тоже считает себя революционером! Борцом за интересы нации!
— Ладно, ладно, не кипятись, — попытался охладить пыл племянника Низамуддин. — Кахан — это еще, можно сказать, цветочки! А ведь есть и такие, для которых народные интересы вообще ломаного гроша не стоят! И тоже причисляют себя к патриотам! Нажили буквально несметные богатства, а говорят о народном горе… Так что время покажет, кто был подлинным борцом, а кто демагогом и болтуном. Но сначала должны быть изгнаны колонизаторы и завоевана независимость. Она-то и сорвет все покровы, и эта решительная схватка обнаружит истину и покажет нам, кто есть кто.
Подходя к дому, где все мы остановились, мы услышали гул приближающейся машины, и через мгновение яркие фары ударили нас по глазам и осветили все вокруг, будто внезапно наступил ясный день. Мы прижались к стене. Пересекая улицу, машина проскочила в нескольких шагах от нас. Скорее всего, она принадлежала английской военной комендатуре.
Юсуп нервно закурил, и мы двинулись дальше.
— Ну, понравился вам Неру? — тихо спросил он.
— Поговорим дома, — отозвался Низамуддин. — А пока ясно лишь то, что он обладает выдержкой старца и проницательностью мудреца. Меня больше всего покорило, что он искренен, его словам нельзя не верить. Вот ведь всей душой любит Ганди, а объективно судит о пробелах в его концепции! Это ценнейшее качество! Многие наши политики просто-напросто боятся глянуть в лицо истине, избегают ее…
Юсуп прервал Низамуддина:
— Да им собственная шкура куда дороже истины!
— Вот именно… — Низамуддин кивком головы одобрил слова племянника. — И Неру приятно удивил меня как раз тем, что не боится трезво оценивать положение в стране, глубоко в него вдумываться, зорко всматриваться.
— Мне он очень понравился! — с юношеской восторженностью заключил Юсуп.
Я промолчал, хотя и разделял впечатление, какое произвел на моих друзей Джавахарлал Неру.
12
…Пройдут годы. Сегодняшние собеседники вновь встретятся и вновь будут разговаривать, дискутировать, обсуждать прошлое и настоящее… Только дороги истории разведут их к этому времени в разные стороны, каждый будет дышать своим воздухом и думать о своем. Но одна из встреч окажется особенно знаменательной. Она произойдет ровно десять лет спустя после того памятного вечера у Кахана, в тех же краях, но в Лахоре.
Это был конец двадцать девятого года. Предновогодние дни оказались для Джавахарлала Неру самыми необыкновенными днями его жизни: он был избран председателем наиболее влиятельной и наиболее массовой партии — партии Национального конгресса.
В рядах этой партии состояли известные старые борцы, отдавшие все силы и весь талант борьбе за осуществление ее идеалов. А Джавахарлалу к этому моменту было всего сорок лет! В этом возрасте в условиях прежней Индии подняться до таких высот — это было почти немыслимо! И Джавахарлала поздравляли с победой, а в Лахоре, где проходил съезд Национального конгресса, народ чествовал его как национального героя, торжественно и восторженно.
Нелегко сохранять равновесие, оказавшись на столь непривычной высоте. Много позже Неру, вспоминая те дни, напишет:
«Массовые торжества, поступавшие поздравления от муниципалитетов, местных органов и других общественных организаций, торжественные шествия и тому подобное — все это было тяжелым испытанием для моих нервов…»
В один из таких дней, когда нервы Джавахарлала были напряжены до предела, Кахан опять пригласил старого приятеля в гости — в дом своего тестя в Лахоре. Сам же Кахан жил уже не в Пешаваре, а в Дели.
Время не прошло бесследно и для Кахана: он достиг теперь совсем иных высот и, как и предполагал Юсуп, стал богатейшим человеком. Сперва он обзавелся землей, затем открыл магазины с кричащими на европейский манер рекламными вывесками, построил добротные дома и весьма выгодно сдавал их в аренду… Он приобрел акции двух преуспевающих компаний, которые щедро финансировались Уолл-стриттом…
Да, Кахан стал не кем иным, как капиталистом! Его давно как равного приняли в клуб знатных европейцев в Дели, он был там завсегдатаем, принадлежал к тому обществу. Родина, свобода, демократия, — нет, в принципе он эти понятия не отрицал! Но сводились они в его жизни лишь к наживе, к прибыли, к обогащению… По привычке он все еще рядился в одежды борца за справедливость, он был членом Национального конгресса, одним из идеологов его правого крыла… В общем, Неру было бы неудобно отклонить его приглашение, он только спросил, может ли прийти с Низамуддином и Юсупом, который, кстати сказать, тоже был членом Национального конгресса, левого его крыла, а также видным деятелем профсоюзов. Низамуддин же приехал в Лахор, чтобы наблюдать за работой Конгресса. Юсупу он рассказал, что прибыл из Москвы через Кабул…