Усмехнувшись, будто не произошло ничего сколько-нибудь значительного или просто интересного, я перебросил фотографию незнакомцу и спросил:
— Ну и что? Я вас слушаю.
Тот усмехнулся в свою очередь, но в усмешке этой таилось какое-то торжество.
— Вы не ответили, однако, на мой вопрос: где вас фотографировали? Когда и где?
Я вскипел. Это что — допрос? Да по какому праву?..
— Слушайте, — сказал я, — что вам, собственно, надо? Зачем вы явились в мой дом?
— Зачем? — переспросил он. — Да просто за тем, чтобы сказать: один ваш приятель хотел бы с вами встретиться. Если можно — сейчас. Я провожу вас. Если нет — завтра.
— Но вы — кто? Вы ведь тоже не ответили на мой вопрос!
— Да, действительно! — словно спохватился он и поспешил исправить оплошность: — Я капитан Фрезер. Запомните, пожалуйста: капитан Фрезер! Надеюсь, что отныне нам придется встречаться довольно часто.
Его уверенность, его ледяное спокойствие, стеклянный взгляд его глаз, — все это едва не вывело меня из равновесия. «…Отныне нам придется встречаться довольно часто…» Он разговаривал со мной как с платным агентом! По всему чувствовалось, что визит этот был частью тщательно разработанного плана и Фрезер не имеет ни малейшего намерения оставить меня в покое.
В раздумье я подошел к окну, машинально отдернул штору… Напротив нашего дома стояли какие-то двое, словно бы простые пешеходы, остановившиеся, чтоб обменяться новостями. Но это безусловно были люди Фрезера! Безусловно! Не зря нас предупреждали, что на днях в Кабул прибыли опытные английские разведчики, которых интересует, в первую очередь, предстоящая миссия в Москву, и потому возможны самые непредвиденные провокационные акции.
Я постарался совладать с собой, вернулся к столу, сел и спросил так, будто вопрос мой продиктован простым любопытством, не более того:
— Ну, а если я не захочу с вами встречаться? Что тогда? Тогда вы передадите эту фотографию в полицию?
Незнакомец странно, по-кроличьи, дернул носом.
— Ну что вы! — воскликнул он. — Фотография — чепуха! Я принес вам ее просто на память… — Он закурил сигарету и, выпустив первый клуб ароматного дыма, уставился в мои глаза. — Слушайте, господин капитан, — продолжил он уже другим, более серьезным тоном. — Вы только что были по ту сторону границы. Вы сами убедились, что происходящее там — не пустая угроза; пушки могут грянуть не сегодня, так завтра. На войне, сами понимаете, ничем не приходится гнушаться, никакими средствами. Шалость, мягкотелость и прочие категории — все это глупость! И потому… — Он предостерегающе поднял руку, будто хотел отвести ею от меня опасность. — И потому, — продолжил он, — если вы станете отказываться от встречи, мы найдем способы, чтобы она тем не менее состоялась.
— Это что же? Шантаж? — спросил я.
— О нет! Чистейшая правда! И, если хотите, — предостережение. Вот взгляните в окно, взгляните еще раз, если вы не заметили там наших людей. Ну, видите теперь? Так вот: две гранаты, три-четыре шальных пули — и вашей семьи как не бывало! И вас в том числе, это уж само собою разумеется…
— Ну, а дальше? — спросил я. — Что дальше? Неужели этого достаточно для осуществления ваших планов?
— Нет, конечно, нет! Но хоть от одного нашего врага мы избавимся. Да еще и от такого, который едет в гости к большевикам! — Незнакомец снова дернул носом. — Когда собираетесь в путь?
Я промолчал. Я мучительно искал выход из положения, хотя выходов, по сути, было всего два: либо решительно отказаться от предложенной встречи, либо же идти. Логика подсказывала, что, конечно, следовало сказать «нет» и посоветовать моему гостю «для прогулок подальше выбрать закоулок». Но ведь он не отвяжется! Стало быть, надо искать какой-то обходной маневр.
Вошел слуга, пригласил к ужину, но я лишь отмахнулся от него, не до ужинов было сейчас. А гость сказал:
— Пожалуйста, идите… Я подожду.
У меня просто дыхание перехватило от ярости. Этот надменный тон, это милостивое разрешение — «пожалуйста, идите»… Сколько раз по ту сторону границы я едва не проглатывал собственный язык, не имея права сказать то, что рвалось из души! Но здесь, дома… Неужели и под родной крышей я должен извиваться, хитрить, приспосабливаться?..
Гость не молчал.
— Напрасны ваши сомнения, — сказал он. — Пора бы понять: во всем повинен эмир! Если бы он не оказался в большевистских сетях, не пришлось бы и вам скитаться по ту сторону границы, и мне скрываться под чужим небом. Он, он один повинен во всем! — повторил Фрезер и несколько раз кряду дернул носом. — Сегодня человечеству грозит единственная опасность — большевизм. Его нужно вырвать с корнем, потому что более коварного врага у нас нет. Но и приспешников большевиков… Да, и приспешникам не может быть пощады! — Крутой, упрямый подбородок незнакомца резко выпятился вперед, борода оттопырилась. — В общем, так, капитан: если вы не желаете гибели своей семье, если действительно болеете за судьбу Афганистана… — Он выдержал паузу, свел брови над переносицей и уставился на меня исподлобья. — Если все это так, как я предполагаю, — не советую вам отказываться от встречи. Даю вам время на размышления, но мы будем ждать вас завтра в девять вечера… — Он извлек из кармана клочок бумаги с адресом, по которому я должен явиться, и добавил: — Время там обозначено. И прихватите с собою имена тех, кто едет с вами. А кстати и их адреса. — Он встал, направился к двери, потом обернулся и сказал: — Подумайте… Для вас же лучше, если придете. В противном случае… Впрочем, и это будет выход, но совсем иной. — Он уже взялся за ручку двери, но вдруг резко обернулся: — А третий путь — это выстрелить мое в спину… — И несколько мгновений постоял лицом к двери, будто предоставляя мне эту, последнюю из названных, возможность. Потом опять посмотрел на меня. — Не станете стрелять? Ну, в таком случае, может, проводите меня?