Да, конечно, третий вариант — выстрел в его спину — был самым соблазнительным, но этот «героизм» ничего не дал бы ни мне, ни делу, которому я служил. И не без невероятного внутреннего напряжения, подавив в себе ярость, я пошел провожать капитана.
У ворот он задержался и глумливо усмехнулся:
— Да, кстати, можете сообщить о моем визите к вам в полицию. И даже самому эмиру. Но в назначенное время и в назначенном месте я буду вас ждать. И не потеряйте бумажку с адресом…
Мне действительно не терпелось как можно скорее рассказать о случившемся эмиру, но не исключалось и то, что те двое, что пришли с капитаном, где-то затаились и следят за мною. Пожалуй, следовало дождаться рассвета, чтобы не дать им возможности употребить во зло ночной мрак и безлюдье.
А рассвет, как на грех, не наступал. Уснуть бы хоть на час — скоротать время. Но сон не шел. Перед глазами стоял во всей своей наглости, во всей безапелляционности капитан Фрезер. Его хладнокровие, его олимпийское спокойствие были поистине впечатляющи. Он даже предложил мне сообщить о нем в полицию! Как это объяснить? И как объяснить, что англичанам было известно о моем пребывании по ту сторону границы? Выходит дело, полковник Эмерсон, беседуя со мною, уже знал, кто я такой? Но от кого? Я не допускал мысли, что предан кем-то из моих индийских друзей, — нет-нет, в них я не сомневался. Возникал и еще один вопрос, едва ли не самый существенный: как англичанам стало известно о моей предстоящей поездке в Москву? Ведь я и сам не знал об этом, можно сказать, до последней минуты! И почему изо всех, кто едет, они остановились именно на мне?
Все эти вопросы наплывали на мое сознание черной тучей, затуманивали мозг, не давали ни минуты покоя, хотя, в сущности, каких-то серьезных причин для беспокойства я не видел. О своих встречах с англичанами я обстоятельно докладывал эмиру, даже о провокационной вечеринке с сомнительными дамочками эмир тоже знал. Работа есть работа, и мало ли в какие «игры» приходится играть разведчику! Более всего, пожалуй, меня волновала в эту ночь мысль о том, что меня кем-то заменят и я не поеду в Москву. Москва была давней моей мечтой. Увидеть Россию, увидеть, быть может, самого Ленина, — можно ли представить себе большее счастье?
Утром, в обычное время, я пошел на службу. Никому из товарищей, даже Ахмеду, я ни слова не сказал о вчерашнем визитере. Мне надо было видеть эмира — и только эмира! С другой стороны, если я, вместо того чтобы сидеть на своем рабочем месте, буду дожидаться в приемной встречи с эмиром, то вполне могу оказаться в поле зрения какого-то английского агента, которому поручено следить за каждым моим шагом. Мне и без того казалось, что за мною следят и вокруг незримо кишат англичане.
Едва я открыл папки с делами и начал листать информационные материалы о России, как был вызван к министру. Сам не знаю почему, но сердце мое забилось учащенно и гулко, стук его отдавался в висках. Не вчерашняя ли история стала известна господину министру? Вполне возможно, что сотрудники полиции видели, как капитан Фрезер входил в мой дом, и, по долгу службы, доложили об этом.
Как изматывает тревога! Холодный пот выступил на моем лице, я старался овладеть собою, но это давалось с трудом. Господин министр вполне законно мог поинтересоваться, почему до сих пор я никому не доложил о визите капитана Фрезера? Чего, собственно, ждал?