Выбрать главу

Но недаром говорится, что первая ласточка весны не делает.

— Османская Порта бережет Черное море как чистую и непорочную девицу, к которой никто прикасаться не смеет, — заявил великий визирь Украинцеву.

Задача, однако, была поставлена. Россия открыто объявила о своей решимости встать на берегах Черного моря — своих естественных южных границах.

Претворить ее в жизнь предстояло в нелегкой борьбе, на передний край которой выдвинулись дипломаты: Украинцев добился от турок согласия принять в Константинополе постоянного дипломатического представителя России. Первых русских дипломатов «ко двору турскому в характере резидента» отбирал и наставлял сам Петр. Какие это были люди! О каждом из них можно рассказывать бесконечно долго. Настырные, до работы охочие. И главное — душой и телом преданные Петру и Отечеству.

Иван Иванович Неплюев до конца жизни вспоминал, что, когда подошел он к Петру благодарить за назначение в Константинополь на резидентскую должность, царь сказал ему:

— Видишь, братец, я царь, да у меня на руках мозоли, а все от того: показать вам пример и хотя под старость видеть достойных помощников и слуг Отечества.

Первым постоянным дипломатическим представителем России в Константинополе — резидентом — стал Петр Андреевич Толстой. Произошло это в 1700 г., в самом начале галантного и жестокого осьмнадцатого века, века великих революций, великих философов и великих дипломатов.

При царях Алексее Михайловиче и Федоре Алексеевиче П. А. Толстой — стольник, затем стал было сторонником царевны Софьи, но вовремя одумался — перешел в лагерь Петра. Царь использовал его для разнообразных дипломатических поручений, в том числе в конце жизни довелось ему гоняться по Европе за царевичем Алексеем, следствие над которым он лично возглавил. В 1697 г. П. А. Толстой совершил двухгодичное путешествие по Австрии и Италии, добрался и до Мальты, внимательно изучая все увиденное в чужих краях.

Личность П. А. Толстого, горячего сторонника петровских реформ, особым, ярким светом озаряет первые шаги новой русской политики на Востоке. В Константинополь Петр Андреевич прибыл 55 лет от роду, будучи уже отцом и дедом. Худо жилось ему в турецкой столице. Послы Англии и Франции ужами вились перед турками, чтобы выжить из Константинополя русского посланника, в котором сразу увидели умного и опасного конкурента.

Особенно усердствовал посол Людовика XIV граф де Ферриоль. П. А. Толстой слезно молил Петра позволить ему вернуться на Родину, но шла Северная война, и он нужен был в Константинополе. «Г. Амбасадер!.. — отвечал Петр на просьбы Толстого о замене. — Для Бога не поскучь еще некоторое время быть, большая нужда вам там побыть, которых трудов господь Бог не забудет и мы никогда не оставим».

И подпись: «Piter».

10 ноября 1710 г. султан, наущаемый шведским королем Карлом XII, нашедшим после разгрома под Полтавой пристанище в Константинополе, объявил России войну. П. А. Толстой был посажен в Семибашенный замок Едикуле, где пробыл полтора года. Война сложилась для России неудачно. Только слава недавней полтавской победы да дипломатическое искусство вице-канцлера Шафирова спасли Петра от катастрофы. Весной 1712 г. в Константинополь заложниками исполнения кабального для России Прутского мира были посланы Петр Павлович Шафиров и Михаил Борисович Шереметев, сын знаменитого фельдмаршала. П. П. Шафиров и М. Б. Шереметев тоже не избежали Едикуле (побывали в нем даже дважды), но достоинство русских представителей блюли крепко.

Адрианопольский договор, заключенный при их посредничестве в июле 1713 г., стоил русским дипломатам поистине героических усилий. П. П. Шафиров вряд ли преувеличивал, когда в своих реляциях из Константинополя писал: «Многократно живот наш в опасности был, понеже нынешний визирь Али-паша, зять султанский и нынешний его фаворит, зело человек прегордый и пресвирепый, многократно при нынешнем трактовании смертью нам угрожал, как аманатам».

Однако и после подписания договора все три русских посла вынуждены были оставаться в турецкой столице, ожидая размежевания границ и «испражнения Азова», переходившего во владение Турции. Лишь в конце 1714 г. П А. Толстой и П. П. Шафиров возвратились в Москву. М. Б. Шереметев скончался в Киеве.

Адрианопольский договор лишил Россию права иметь постоянного представителя в Константинополе Только в 1721 г., через семь лет после отъезда Толстого, в турецкой столице появляется новый русский резидент — Иван Иванович Неплюев, человек умный и решительный. В Константинополе он вел дела твердой рукой. Этого требовал и окрепший после Ништадского мира международный престиж России.

В июне 1724 г. Неплюев подписал договор о разграничении владений России, Турции и Персии в Закавказье — Дербент, Баку, области Гилян, Мазандеран, Астрабад влились в состав Российской империи. Однако И. И. Неплюев решительно противился планам уничтожения некогда могучей, но одряхлевшей Персии. «Давно мы уже твердим Порте, что Россия не может допустить Персию до падения», — заявил Неплюев великому визирю.

Турки вынуждены были отступить, но с осени 1731 г. начались столкновения между Россией и Портой из-за Кабарды, за которую вступился» крымский хан — давний вассал османов.

К недоразумениям по поводу персидских и кабардинских дел добавились калмыцкие, а впоследствии и польские. Французский посланник Вильнев стремился обеспечить поддержку турок ставленнику Версаля на польский престол Станиславу Лещинскому. Вильнев открыто требовал объявления Портой войны России, пугая тем, что «кесарь, Россия и креатура их польский король Август выгонят турок из всех европейских провинций».

Словом, русско-турецкие отношения довольно сильно накалились. Сменивший И. И. Неплюева в 1735 г. Алексей Андреевич Вешняков находил уже возможным силой оружия добиваться обеспечения интересов России. «Страх перед турками держится одним преданием, — доносил он в Петербург. — Теперь турки совершенно другие, чем были прежде. Все как будто предчувствуют конец своей беззаконной власти, и да сподобит всевышний Ваше Величество ее искоренить».

Однако русско-турецкая война 1736–1739 гг., стоившая России 100 тысяч человеческих жизней и огромных денежных средств, сложилась для нее неудачно. Австрия, выступившая в качестве союзника русских войск, заключила сепаратный мир с Турцией. Условия Белградского договора, подписанного — ирония судьбы! — при посредничестве все того же известного своим недоброжелательством к России Вильнева, оказались для нее неблагоприятны.

В такой обстановке в Константинополь для размена ратификационных грамот Белградского мира прибыло посольство во главе с генералом Александром Ивановичем Румянцевым. Ему не в первый раз приходилось выполнять сложные дипломатические поручения. Вместе с Толстым он участвовал в «царской охоте» на царевича Алексея, помогал Шафирову и Шереметеву, возглавлял чрезвычайное посольство в Константинополе в 1724 г.

В веке осьмнадцатом послы передвигались неспешно, строго соблюдая сложный дипломатический церемониал. Выехав из Петербурга в мае 1740 г., лишь в августе следующего года Румянцев вступил в Константинополь.

В его свите в скромном звании пажа состоял двадцатидвухлетний подпоручик Алексей Михайлович Обресков.

В Константинополе Обресков оказался, можно считать, случайно. Несмотря на молодость, личные дела его оказались столь запутанными, что ему было до крайности необходимо срочно покинуть столицу. Проучившись всего два года в Сухопутном шляхетском корпусе, Обресков тайно от родителей женился, но ранний брак оказался несчастливым. Устав в корпусе был строгий, дисциплина немецкая, и если бы корпусное начальство узнало о женитьбе — не миновать бы Обрескову суда и разжалования в солдаты. Помощи ждать было неоткуда, ведь Обресковы — род древний, но захудалый: от отца досталось Алексею в наследство всего 40 душ крестьян.

Выручил товарищ по корпусу Петр Румянцев, будущий знаменитый фельдмаршал. Он упросил отца, Александра Ивановича, взять Алексея с собой в Турцию. Румянцева-старшего уговаривать не пришлось. Ему самому не раз приходилось испытывать на себе превратности судьбы. Петр II отобрал у него имения, пожалованные за безупречную службу Петром Великим, а при недоброй памяти Анне Иоанновне Румянцев, не ладивший с Бироном, и вовсе был приговорен к смертной казни, от которой чудом спасся.