- Вы когда-нибудь видели, как ангелы молятся Богу? - спросил у нас Майк, склонив голову набок и чутко поводя кончиком носа, будто принюхивающийся кролик.
- Нет, сэр, - ответил я.
- О, это потрясающее зрелище. Вам понравится.
Он повернулся к "обвиняемым". Его толстые губы растянулись в ухмылке.
- На колени, парни! - загремел он.
- Шутите?
- Я сказал - на колени! Вы у меня получите! Ну, ты, Сэмми, давай!
Всем было известно, что, входя в раж, Майк мог в порошок стереть любого, кто его разозлил. Он был из тех полицейских, которые будоражили детское воображение слухами о переломанных костях, расквашенных носах, глазах, разукрашенных фингалами, подкинутых наркотиках, и предчувствие чего-то ужасного в тот момент было очевидно.
Когда четверка бандитов опустилась на колени, Майк выхватил из-за пояса полицейскую дубинку, зажал ее между ног и заставил их по очереди лизать ее, приговаривая:
- Вот так, ребята, пососите-ка ее. Отлично.
Наконец, удовлетворившись, он отпустил нас - необходимую для представления аудиторию, - и мы отправились домой несолоно хлебавши, без лягушки.
На обратном пути Алекс снова достал пачку из кармана и протянул мне сигарету. Я остановился, поднес ее к носу и понюхал, прежде чем сунуть в рот. Алекс щелкнул вонявшей бензином зажигалкой и, давясь от смеха, наблюдал, как я, щурясь от дыма, заходился кашлем. В душе я молился лишь об одном: чтобы никто из маминых знакомых не застукал меня в этот момент. Больше трех затяжек я так и не смог сделать, хотя Алекс заверил меня, что скоро я буду умолять его дать мне еще покурить.
У меня из головы не шел альбом, который я увидел тогда, в Блэк Понде. Что это были за фотографии? Как на самом деле выглядит Бог там, за облаками? Откуда у миссис Крук эти снимки? В эпоху кино и телевидения витражи и иконы не слишком убедительны. Интересно, Бог улыбается? Какого он роста? Иногда мне хотелось, чтобы Бог был маленьким, очень маленьким, почти невидимым. Я представлял его себе ростом с колпачок пишущей ручки, в модных хлопчатобумажных летних брюках и зеленой клетчатой рубашке, с зонтиком в руках, который на самом деле никакой не зонтик, а волшебная палочка средоточие всей Его силы. Стоит Ему пожелать, сказать единое слово - и мы получим все, что захотим: землетрясение, снег, любовь, чудеса, броненосца.
Я все время расспрашивал Алекса об этих картинках, пока он наконец не согласился показать мне альбом, предупредив, что я буду разочарован. Стоял декабрь, суббота. Мы сидели в круковской кухне. Накануне вечером выпал снег, и мир обрел праздничный вид. Если бы я был Богом, то именно такой день выбрал бы, чтобы явиться людям.
Алекс принес альбом с таким видом, словно это был телефонный справочник. Пока он усаживался за стол, я взглянул на его профиль и поразился, как он похож на мать: те же пухлые губы, зеленые глаза, высокий лоб. Только крючковатый нос достался ему от Льва. Альбом был переплетен в синий ледерин.
- Ну, смотри. - Алекс пододвинул мне альбом.
Я открыл его, и сердце у меня упало: там лежала всего лишь куча открыток с изображением Девы Марии.
- Джотто, - прочел я на обороте одной из них.
Алекс перевернул несколько страниц.
- А вот одна из моих любимых, - показал он.
Я увидел вытянутый силуэт Мадонны, задрапированный в зеленый бархат. На обороте открытки стояло еще одно незнакомое мне имя: Эль Греко.
Эти фамилии ничего мне не говорили. Я зажмурился, чтобы не выдать своего разочарования.
- А чего ты ожидал? - сказал Алекс. - Хотя по-своему мама права. Великие художники. Сходство максимальное.
- Ты откуда знаешь? - удивился я.
- Ну, как же иначе? - ответил он и добавил: - Но у меня есть кое-что получше.
Сняв очки, расстроенный, я подслеповато смотрел на призрачный белый мир за окном. Зачем Ада меня дразнила? Я почувствовал себя обманутым и решил, что Алекс просто ошибается, он не знает, где лежит настоящий альбом, поэтому и принес мне эту ерунду. А может, знает, но не хочет выдавать секрет? Нет, мне было приятнее думать, что Ада прятала от него настоящий альбом, а мне когда-нибудь его покажет, потому что я странным образом ощущал некую интимную связь с матерью Алекса и мне казалось, что в определенной ситуации она может предпочесть меня ему. Откуда взялось у меня такое нахальство? Между тем я притворился довольным. Эрудиция Алекса еще в одной области произвела на меня впечатление: его энтузиазм, разумеется, не ограничивался коллекционированием перчаток, и его неуемная натура наверняка была способна на многие неожиданные деяния.
Алекс вернулся с журналом в руке. Так я впервые увидел "Плейбой".
Когда я начал рассматривать уже немного выцветшие картинки, глаза у меня полезли на лоб. Так вот, значит, что находится под всеми этими дамскими одеждами! Немудрено, что женщины так искусно все это прячут. Впервые видя такое, я испытывал смесь стыда, неловкости, любопытства и желания. Что касается Алекса, то, казалось, первые три ощущения были ему неведомы. Его реакцию я бы описал как сплав желания с благоговением. Руки у него дрожали, когда он переворачивал страницы. Мне не терпелось листать журнал побыстрее, но он сказал:
- Да не спеши ты, старик. Посмотри на это, ты только посмотри на это!
Глаза у него блестели, дыхание стало хриплым. Глядя на него, можно было подумать, что мужчины должны только и делать, что гоняться за женщинами по улицам и за волосы тащить их в подворотни. А Ада? Неужели под купальником она - такая же, как эти женщины?
Когда мы занимались просмотром подобных журналов в третий или четвертый раз, Алекс решил углубить мое образование и, расстегнув молнию на брюках, обнажил свой пенис, налившийся энтузиазмом под воздействием последнего объекта нашего внимания.
- Ты че, никогда в это не играл?
Я пожал плечами. Мое собственное шевельнувшееся было возбуждение умерло, как только была нарушена интимность. К тому времени мне, конечно, уже снились постыдные сны, но я еще не понимал, как легко сделать их явью.