В голове молодого парня, как заевшая плёнка, крутились одни и те же сцены. Как он выходит из самолёта, как ищет глазами её фигуру в толпе, как пишет ей, как ждёт ответа… А потом… Это жестокое сообщение. Ни звонка. Ни разговора. Ни объяснения. Только сухая фраза, как удар лопатой по груди.
Да. Он не мог в это поверить. Не хотел. Его глаза стали стеклянными, мысли путались. Он чувствовал себя так, словно в груди вырезали что-то важное, но тело ещё не осознало потери. Как человек, который всё ещё шевелит пальцами на ампутированной руке. Его любовь никуда не делась. Она стояла внутри него, живая и пульсирующая, но внезапно лишённая адресата. И теперь он не знал, что теперь с ней делать. Так как в его душе медленно стала проявляться пустота. Холодная… Грязная… Липкая… Она постепенно разрасталась внутри. Ему казалось, что люди вокруг проходят сквозь него, что он стал прозрачным. Что если сейчас закричать, никто не повернёт головы.
Для начала он сел на пластиковый стул у стены, спрятав лицо в ладонях. Не заплакал – даже этого не получилось. Только тяжёлое, рваное дыхание, будто задыхался. Вдох, выдох, и снова: "не люблю… не люблю…"
"Почему ты не сказала раньше? Почему не дождалась встречи? Почему просто не дала мне хотя бы сказать всё, что я хотел?" – Мысленно говорил он, надеясь на то, будто мысль сама по себе дойдёт до неё.
Время тянулось липким киселём. Наконец, спустя, может, полчаса, может быть, даже целый час, он поднял голову. В его серых глазах плескалась пустота. В его душе уже поселилось иное состояние. Отчуждение. Ни надежды, ни гнева. Только усталость и простое, болезненное понимание: всё кончено.
Он медленно встал. Оглянулся. И… Отключив свой телефон, пошёл. Сквозь поток людей, сквозь объявления, свет и суету. Молча, тяжело ступая. Как будто каждое движение требовало у него невероятные усилия. Именно так он подошёл к терминалу. Пальцы дрожали, когда он набирал информацию. Обратный рейс. Сегодняшний. Любой. Просто – назад. Туда, где всё ещё оставалась привычная пустота. Пусть и холодная, но хотя бы своя собственная. Да. Он не знал, зачем летит обратно. Не знал, что теперь будет делать дальше. Так как на данный момент всё ему казалось просто бессмысленным. Но остаться здесь, в этом мёртвом, чужом аэропорту, среди бесконечных теней и чужих голосов, было уже невыносимо. И ему хотелось просто исчезнуть из этого места… Даже из этого мира. Ему хотелось выключиться, как лампа.
Всё также молча, и никому ничего не поясняя, он купил билет. Сел на ближайший свободный стул у выхода на посадку. Его сильные руки были опущены. А глаза смотрели в одну точку. Старый и верный телефон всё ещё был зажат в ладони. Его экран давно потух. Но внутри, в глубине, слова того самого сообщения всё ещё горели:
“Я тебя не люблю…” – Как смертельный приговор. И он даже не заметил того, как в зале вылета что-то изменилось, а просто направился в сторону терминала, где уже началась посадка на самолёт. Но изменения всё же были. Неуловимые, тонкие – как перемена в давлении перед грозой. Мимо стеклянных дверей, ведущих к зоне досмотра, почти одновременно подъехали три чёрных автомобиля. Глянцевые, с затемнёнными стёклами, они выделялись на фоне такси и автобусов, как акулы в стае рыбёшек. Один из них подъехал вплотную к пандусу, второй остановился в полосе высадки, третий встал прямо у служебного въезда.
Первые открылись ещё до полной остановки. Из салонов вышли люди – быстро, слаженно, почти без слов. Их лица были деловыми, сосредоточенными. Одеты они были строго, в неброские, но дорогие куртки и пиджаки, на запястьях поблёскивали гарнитуры и датчики. Один из них – высокий, с коротко стриженными висками и нервным движением подбородка – тут же поднял телефон к уху и, отходя в сторону, начал отрывисто докладывать:
– Да. Мы уже на месте. Терминал “D”. Начинаем поиск. Да, внешность объекта нам известна. Молодой парень, лет двадцати пяти. Светлая куртка, чёрный рюкзак, один. Телефон не отвечает. Возможно, выключен. Повторяю: сигнал его телефона пропал. Начинаем визуальный поиск.
Остальные быстро рассредоточились по залу – кто-то направился к стойкам регистрации, другие – к экранам вылета, ещё пара – к охране и сотрудникам аэропорта, показывая тем что-то на экранах своих планшетов. Действовали они без крика, но в их движениях чувствовалась спешка. И определённая цель. Кто-то уже всерьёз искал. И именно в этот момент, ничем не выделяясь из целой толпы народа, но словно существуя в ином временном потоке, Андрей прошёл через ворота посадки. И он уже не оборачивался. Не потому, что не услышал или не заметил этой судорожной активности в зале целой группы людей, похожих друг на друга как выходцы из инкубатора. Он просто уже не чувствовал, что есть что-то, ради чего стоило бы оглядываться. Его шаги были медленными, но прямыми, словно всё в нём было сведено к простому действию: дойти до конца. Он не слышал суматохи за спиной… Не видел бегущих мимо людей… Не замечал того, как кто-то проверяет списки посадки… Он просто прошёл к самолёту. Буквально час назад купленный билет был зажат в одной руке… Паспорт – в другой. Лицо – мёртвое, глаза потухшие. А старый верный телефон, выключенный, лежал в кармане куртки, тёплый от тела, но уже – бесполезный. Ненужный. Молчаливый. Он не знал того, что если бы он включил телефон, то увидел бы на экране – второе сообщение. Короткое. Но вроде бы обнадёживающее… Если бы он захотел бы ему поверить…