“Андрей! Ответь. Ты обиделся? Прости. Я пошутила. Пожалуйста, вернись. Ты мне нужен…”
Но экран телефона оставался чёрным. И никто не крикнул ему вслед. Никто не догнал. Никто не знал, что тот, кого они ищут, уже уходит.
В самолёте было прохладно. Стюардесса с дежурной улыбкой указала ему место у иллюминатора. Он прошёл, сел на своё место. Автоматически забросил своё рюкзак на полку над местом. За иллюминатором уже начинался дождь, стекающий по стеклу, и расплывчатые силуэты служебных машин. Пассажиры уже заняли свои места, и металл корпуса самолёта слегка задрожал. Так как этого аппарат уже разворачивался, готовясь к выруливанию на взлётную полосу. Но он не смотрел в иллюминатор. Не смотрел на пассажиров, что уже сидели рядом. Просто сидел, положив ладони на колени. Пустой. Разбитый. Один. С весьма странным чувством, будто вся его жизнь осталась там – в зале ожидания, на экране телефона, в словах, которые убивают мягко, без шума. И когда самолёт оторвался от земли, когда корпус чуть дрогнул в воздухе, Андрей закрыл глаза. Сейчас Андрей даже не думал о том, куда летит. Он просто хотел уйти как можно дальше. Просто уходя прочь.
В это же время люди в строгих костюмах прочёсывали зал ожидания, словно рыболовы, закидывающие сети в мутную воду в надежде вытащить нужную добычу. Они двигались быстро, но без паники – методично, цепко, с внутренней уверенностью, что цель ещё здесь, где-то рядом. Проверяли кафе, туалеты, зоны ожидания, углы за банкоматами, даже заглянули в детскую игровую комнату. Один из них, коренастый мужчина с татуировкой за ухом, поднимался на второй уровень, осматривая сверху людской поток, будто старался выловить знакомые черты среди тысяч лиц.
– Никого. – Отрывисто бросил он в микрофон гарнитуры. – Если и был – то давно прошёл. Он явно здесь был, но уже ушёл.
– Продолжать поиск. – Резко бросил ему в ответ командир группы. – Этот город ему незнаком. И ему нужно время, чтобы сориентироваться. Так что у нас есть только один вариант – он всё ещё на территории.
Сам же командир – тот самый высокий, с резкими скулами и холодными глазами – в этот момент стоял у стойки регистрации и разговаривал с дежурной. И после того, как он предъявил ей какие-то документы, та теперь смотрела на него с явным напряжением, машинально сверяясь с терминалом.
– Андрей Ковалёв… Да, вот. Был. Купил билет буквально час назад. Зарегистрирован. Посадка – двадцать минут назад. Самолёт уже пошёл на взлёт.
Её слова повисли в воздухе, как удар кулаком по стеклу.
– Чёрт! – Глухо процедил командир, уже включая свою гарнитуру. – Вышли всех к выходу "C". Срочно! Он уже в самолёте!
С его голосом трудно было спорить – команда тут же метнулась в нужную сторону. Но было уже слишком поздно. За окном, за дождём и отражениями, корпус лайнера уже неспешно катился к концу взлётной полосы. Гул усиливался, колёса пружинили под весом. Самолёт набирал скорость.
– Мы его теряем… – Глухо сказал один из оперативников, всматриваясь в стекло. – Улетает.
Командир сжал челюсти. Его пальцы побелели на корпусе телефона. Он знал, что теперь ему предстоит сделать. Но не хотел. Как офицер, который понимает, что сейчас прозвучит выговор, но всё равно должен доложить. Так что, тяжело вздохнув, он вышел в зону, где было тише, отошёл под козырёк служебного коридора, включил усиленную защиту связи и нажал номер. На экране появился всего один символ, иконка, без имени. Только красный треугольник. И, буквально через секунду, что явно говорило о том, как на том конце соединения ждали от него звонка, ему ответили.
– Говори. – Ответивший голос был женским. Спокойным, холодным и настолько мягким, что от него пробирал ледяной озноб.
– Мы не успели. – Решительно выдохнул он. – Он уже в самолёте. Минут десять назад… Мы начали поиск немедленно, как только получили от вас сигнал. Но он выключил телефон. Никто не видел, как он прошёл. Мы подняли записи, но…