-Диспетчер! Диспетчер! АН-12 вызывает диспетчера, приём! - запыхавшись кричал я.
Всё лицо потное как никогда. Однако только такие моменты полностью отрезвляли от ежедневной рутины и этой невыносимой духоты!
-АН-12, это диспетчер. Что у вас там происходит?! - возмутился уже строгий бас через динамик с редкими помехами.
-Противник пробил хвост, требую разрешение на аварийную посадку в двадцати километрах от вражеской базы, - горло так ещё не болело даже, когда пел в хоре. Глаза были готовы выкатиться из орбит.
-Разрешаю аварийную посадку, АН-12. Только без высадки солдат и не задавайте вопросов, приём, - диспетчер отключился.
Я снова остался наедине с этой ужасающей бездной, дно которой становилось всё ближе и ближе.
"С одной стороны понятно, почему запретили высадку. Потому что только так есть шанс выжить у парней, но что если я оплошаю?" - в висках пульсировало и в этот момент вражеский наводчик точно обрадовался, ведь второй снаряд попал снова попал в хвост, отчего тот полностью упал. Товарищи кричали, как нельзя громко, но постепенно всё сошло на нет. Их унесло в открытое небо, и тут уж кому повезёт.
Теперь оставалось только надеяться на чудо. Я чмокнул циферблат часов и принялся старательно выжимать штурвал на себя, дабы хоть как-то увеличить шансы на жизнь.
Не прошло и пяти минут, как остатки самолета коснулись зелёных верхушек деревьев. Лес пульсировал жизнью, часть которой пришлось разрушить, дабы посадить груду металлолома.
"Осталось совсем немного!" - руки окончательно вспотели. В голове витала только одна мысль: "Ещё чуть-чуть!"
Затем последовал грохот и резкие толчки, которые означали нехватку топлива. Ноги налились свинцом, а на глазах навернулись слёзы. То-ли от счастья, то-ли из-за страха смерти.
Я выжимал штурвал всё мягче и мягче под скрежет и лязг металла пока многотонная машина, кишащая редкими останками, которые превратились в фарш, не остановилась полностью.
Крылья, точнее их остатки, сбивали деревья и сами страдали. Фюзеляж тоже ломал берёзки, оставляя за собой огромную полосу взъерошенной земли. Ветровое стекло закрывали множества листьев.
Сердце успокоилось, но руки всё ещё тряслись.
В грузовом отсеке витала смерть и металлический привкус крови. Всё было в этой живительной воде. Однако тел нигде не видно, что страшно обрадовало. У меня появилась маленькая надежда на то, что некоторые всё таки выжили.
Живот скрутило, а ноги снова потяжелели, я быстро стянул тёплые кожаные перчатки, оперся потными ладошками о колени и стал блевать от этой удушающей жары,ещё эти тошнотворные запахи.
Пришлось пройтись до самого обломанного конца самолета. Вид пугал: огромная полоса сломанных деревьев и вскопанной земли; возмущал жителей леса. Разная птица громко ворчала на своём, а остального зверья не было видно.
Голова слегка кружилась и порой приходилось останавливаться, чтобы привести в порядок равновесие. Однако мысли всё ещё путались, отчасти из-за слабости, отчасти, потому что осознавал скорую смерть. Не такую ужасную, как у тех бравых ребят.
"Их тела, наверное, по всему лесу разбросало" - с этой мыслью я спустился на мягкую землю, но вскоре стоял на надёжной твёрдой почве, поросшей травой. Вездесущей зелёной травой, в которой всегда жизнь бурлила, но на фоне огромного леса оставалась незаметной, как чёрная кошка в тёмной комнате.
Напротив в небольшом отдалении стоял просто одетый мальчик с сайгой. Я растерялся не то слово: снова встал, как столб. Застыл и всё на этом, а паренёк начал медленно подходить, держа оружие наготове, но руки тряслись. Он точно боялся, однако шаг был ровный, хоть и медленный.
Конечно, сейчас я описываю пресно и скучно, сидя на небесах с ручкой в руках, но с того самого момента помню немногое да писателем прирождённым никогда не являлся.
Выбор небольшой. Хотелось проститься с Лизой отчего потекли слезы. Сами по себе, смешиваясь с потом.
Либо напрасно умираю здесь от руки этого паренька, опозорившись перед погибшими товарищами. Либо убиваю мальчика, а если выживу, то буду мучаться от кошмаров. Оба варианта одинаково ужасны, но жить хотелось.
Поэтому я быстро выхватил ПМ, сняв на лету с предохранителя, и выстрелил в мальчика. Скомканный визг от мимолётной боли, запах пороха и недолгие мучения противника. "Это война, сам виноват, что замешкал" - тихо и холодно, будто сам являлся прожженным воякой, сказал, смотря на траву.
"Извини" - вырвалось ещё тише.
Я снова глянул на часы: половина девятого.
"Война не щадит никого и в ней нет…." - мысль резко оборвалась громогласной автоматной очередью.
Сначала колкое чувство, перерастающие в боль всё сильнее и сильнее. Ноги подкосились, но я повернулся и увидел своих убийц - три парня в серой военной форме и касках, все держали" Валы"на взводе, но стрелял только один.