Виктор Кочетков
Пост
Стояли лютые крещенские морозы. Термометры зашкаливали за минус тридцать. Город-остров Кронштадт, главная военно-морская база Балтийского флота, таял в густом морозном мареве. Корабли замерли оледеневшими призраками, лишь юркие ледоколы разламывали массив льда, старательно очищая фарватер. Финский залив замерзал, Нева вливала в него много пресной воды, и зима приносила проблемы флоту. На горизонте неясной тенью, словно мираж, лежал, протыкая шпилями тревожное январское небо, Ленинград.
Шел второй год перестройки, страна разоружалась, народ постепенно дичал от постоянного отсутствия необходимых продуктов, но его регулярно поддерживали ускорением и кормили гласностью.
Матрос первого года службы – Алексей Маркс, нес караульную службу, охраняя минно–торпедный склад. Весь Кронштадт был буквально набит военными арсеналами, в каждом учебном отряде и воинском подразделении хранились горы боеприпасов.
Дежурный по части, капитан второго ранга Пасюта, лично инструктировал караул, проверял знание устава, внимательно осматривал боевое оружие. Пронзительными въедливыми глазами вглядывался в лица матросов, искал непорядки в обмундировании. Все было хорошо. В караул заступали только проверенные надежные бойцы, обязательно комсомольцы. Все были отличниками боевой и политической подготовки, имели безупречную биографию и полностью одобряли линию коммунистической партии.
Постояли на колючем ветру, выслушали последние инструкции и заступили на вахту. Согласно уставу Караульной службы из-за сильных морозов стояли по одному часу. Лехе досталась смена с часу до двух ночи. Пасюта предупреждал всех о возможности диверсионных инцидентов, пугал шпионами, призывал к постоянной бдительности.
Алексей был тертый калач, в карауле уже восемнадцатый раз. Никогда ничего не случалось, да и не помнил никто, чтобы что-то когда-либо произошло здесь в центре Ленинградской военно-морской базы. Да и кому нужны эти старые списанные торпеды и глубинные бомбы?
Тревожная темная ночь растворяла в себе блеск далеких, мерцающих в невообразимой дали, загадочных звезд. Сбоку повисло яркое лицо луны, освещая призрачным светом промерзший город. Алексей брел по очищенной от снега короткой дорожке, десять метров туда, десять метров обратно. Прятался в будку, прислоняясь к полосатым столбам. Нес службу.
Одетый в гигантских размеров дубленый тулуп, огромные белые валенки, крепко завязав шнурки шапки–треуха, выставив автомат и размахивая руками в тройных однопалых рукавицах, пытался согреться, напоминая замерзшего почтальона Печкина.
Хотелось, чтобы скорее закончилась смена, ворваться в натопленное караульное помещение, напиться горячего чая и грохнуться спать. Леха поправил маленький транзисторный радиоприемник, зажатый между ухом и шапкой, чуть добавил громкость. Передавали «полевую почту Юности». Кто-то сладеньким голосом пел о Вологде, знакомая назойливая мелодия заполняла мозг. Пели про любимую и палисад.
– Гнатюк, что ли? – пронеслось. – Чтоб ему провалиться… - Леха страдал. Но других песен на радиоволнах не передавали и он смирился.
Было тихо, легкий морозный ветерок мел поземкой, слегка завывая между забором и складом. Быстрая легкая тень метнулась прочь. Алексей напрягся, насторожился, тревожно сжался. Услышал душераздирающий кошачий крик и сразу успокоился.
– И мороз им нипочем, – вздохнул облегченно.
– Вот же склад, – мысли текли вяло. - Куда столько оружия наделали, всю землю взорвать собираются, что ли? Хотя говорили, что одного лишь этого склада хватит, чтобы отправить весь остров в преисподнюю. А сколько их здесь? Ну, зачем все это? Был бы сейчас дома, зажигал с друзьями. Девчонки знакомые остались. Он тут, а они веселятся, думают о будущем, влюбляются…
А какое будущее у меня? Служить еще более двух лет, с ума можно сойти за это время!
Леха вспомнил сборный пункт в родном сибирском городе, первые месяцы службы. Болтался он на этом пункте уже больше месяца. Постоянно убегал домой, гулял с друзьями, никак не мог навеселиться. Но деньги кончались, мать волновалась, он вновь возвращался, узнавал, что его команда уже ушла, получал выговоры от военкома, торчал там пару дней и опять смывался. Служить не хотелось, но понимал, что деваться некуда. Пытался попасть на два года, писал рапорты, просил отправить его в Афганистан, выполнять интернациональный долг. Ничто не помогало, никуда его не брали. Договорился с офицером из стройбата, сунул ему литр водки. Тот взял, обещал помочь, но не смог.
Все это уже так надоело, что приняв вечером изрядное количество спиртного, мучаясь утром с жестокого похмелья, услышал, как кто-то выкрикивает его фамилию и пошел на зов. Не заметил, как оказался в самолете.