— Простите, сэр, я сейчас не припомню его имени. Новобранец, сэр — шкафутовый, вахта левого борта.
— Хороший первый лейтенант Королевского флота обычно помнит имена людей. Вы меня очень обяжете, если напряжёте свою память.
— Уильям Эдвардс, сэр, — сказал Паркер через несколько секунд.
— Уильям Эдвардс. Ясно. Старьёвщик из Ратленда, поступил добровольцем ради денег. В жизни прежде не видел ни моря, ни флотских офицеров, никаких представлений о дисциплине. Пререкания, полагаю?
— Да, сэр. Он сказал: «Я пришёл, как только смог, а вы-то кто?» — когда ему сделали выговор за медлительность.
— А с чего всё началось?
— Он покинул свой пост без дозволения и отправился в отхожее место.
— Послушайте, мистер Паркер, нужно делать скидку новичкам. Когда он пробудет на борту достаточно, чтобы изучить свои обязанности, запомнить всех офицеров, и когда его все будут знать — а я повторяю, офицер обязан знать своих людей — тогда вы можете применить к нему достаточно жёсткое наказание за пререкание. Если, конечно, такое вообще случится — редкое событие на хорошем корабле. И то же относится ко всей остальной команде — бесполезно и даже губительно в нашем деле бить их, пока они не знают своих обязанностей. Вы, опытный офицер, не разобрались с поведением Эдвардса: вы вообразили, что он намеренно проявил неуважение. В высшей степени вероятно, что доктор Мэтьюрин, человек совершенно неопытный, не понял ваших прерогатив и намерений. Будьте добры, покажите мне ваш список подлежащих наказанию. Так не пойдёт, мистер Паркер. Глэйв, Браун, Стиндалл, Бёрнет — все новобранцы, и так далее, список по длине достоин линейного корабля первого ранга, причем дурно управляемого. Об этом мы ещё поговорим. Позовите доктора Мэтьюрина.
Такого Джека Обри тот ещё не видел: жёсткий, холодный, словно стал ещё шире в плечах, а за плечами — сотни лет традиций флота, неколебимое убеждение в своей правоте.
— Доброе утро, доктор Мэтьюрин, — сказал он. — Между вами и мистером Паркером случилось недоразумение. Вы не знали, что кляп — это принятое на флоте наказание. Без сомнения, вы расценили его как грубое развлечение.
— Я расценил его как предельную жестокость. Зубы Эдвардса в плачевном состоянии — я его осматривал — и этот железный штырь раскрошил ему два моляра. Я сразу вынул его, и…
— Вы вынули его по медицинским показаниям. Стало быть, вы не знали, что это — узаконенное наказание, производимое по приказу офицера. Вы ничего не знали о причине наказания?
— Нет, сэр.
— Вы неправильно поступили, сэр: вы действовали не подумав. И, разволновавшись, в запале, вы резко говорили с мистером Паркером. Вы должны принести ему извинения по поводу возникшего недоразумения.
— Мистер Паркер, — сказал Стивен. — Я сожалею по поводу возникшего недоразумения. Прошу прощения за те замечания, которым мы с вами обменялись; и если вы того желаете, я повторю мои извинения на квартердеке, перед теми, кто был свидетелем нашей ссоры.
Паркер покраснел, он выглядел напряжённым и стеснённым; правая его рука, необходимая для скрепления подобных заявлений, была на перевязи. Он поклонился и пробормотал что-то вроде «совершенно удовлетворён — более чем — со своей стороны также сожалеет о тех резких словах, которые у него, возможно, вырвались по ходу разговора».
Наступила пауза.
— Я вас больше не задерживаю, джентльмены, — холодно сказал Джек. — Мистер Паркер, вахта правого борта упражняется в пушечной стрельбе, а левого — во взятии рифов на марселях. Мистер Пуллингс займется со стрелками из мушкетов. Что это, чёрт возьми, за шум? Хэллоус, — стоявшему на часах за дверью, — что там происходит?
— Прошу прощения, сэр, — сказал солдат, — это капитанский стюард и стюард констапельской дерутся из-за кофейника.
— Чёрт бы их подрал, — закричал Джек. — Я им сейчас всыплю, они у меня попляшут. И ведь оба старые моряки, чтоб им. Мистер Паркер, давайте наконец наведём на шлюпе хоть какой-то порядок.
— Джек, Джек, — сказал Стивен, когда зажгли лампу, — я боюсь, что причиняю тебе неприятности. Я думаю, мне лучше уложить вещи и сойти на берег.