— Вы бы могли выйти замуж без согласия вашей матери?
— О, нет. Никогда. Это было бы так вопиюще неправильно. Кроме того, что это так безнравственно, и я никогда не сделаю подобной вещи — если бы я всё же убежала с ним, я оказалась бы без пенни в кармане, а я хочу быть мужу поддержкой, а не обузой. Но выйти замуж, потому что тебе велели, потому что так надо — это совсем другое дело. Скорее, сюда. Вон адмирал Хэддок за лаврами. Он нас не видел — идёмте вокруг озера, там никого не бывает. Вы знаете, что он снова собирается в море? — спросила она совсем другим голосом.
— На командную должность? — вскричал Стивен в изумлении.
— Нет. Какие-то дела в Плимуте — береговая оборона или служба вербовки, я не очень вникала. Но он отправится морем. Старый друг отвезёт его на «Женерё».
— Это корабль, который Джек привёл в Маон, когда его захватила эскадра лорда Нельсона.
— Да, я знаю: он тогда был вторым лейтенантом на «Фудрояне». Адмирал так взволнован, переворошил все свои сундуки и перемерил все расшитые мундиры. И пригласил меня и Сисси на лето: у него там официальная резиденция. Сисси вся загорелась. Вот сюда я прихожу посидеть, когда больше не могу находиться дома, — сказала она, указывая на облезлую беседку в греческом стиле, всю в пятнах лишайника. — И именно здесь мы поругались с Дианой.
— Я не знал, что вы поругались.
— Я думала, нас по всей округе было слышно, если не дальше. Это, конечно, я виновата — я была в тот день в ужасном настроении. Мне пришлось терпеть мистера Боулза целых полдня, и я была словно выпотрошенная. Так что я поехала кататься верхом, проехала до Гатакра и обратно. Но ей не следовало дразнить меня Лондоном, и что она может видеть его, когда пожелает. Это было жестоко с её стороны, если я даже и заслужила это. Так что я сказала ей, что она злонравная женщина, а она назвала меня ещё хуже, и вдруг оказалось, что мы обзываемся и кричим друг на друга как две торговки рыбой — о, стыдно вспомнить. Потом она сказала такую жестокую вещь — о письмах; и что может выйти за него в любой момент, как только пожелает, да только ей нет дела до капитанов на половинном жаловании, и чужие объедки ей тоже не нужны; тут я совсем потеряла голову, и пригрозила ей, что ударю её хлыстом по лицу, если она ещё хоть раз такое скажет. Я так бы и сделала; но тут появилась мама, и была так испугана, и попыталась примирить нас — сказала, чтоб мы поцеловались и снова стали друзьями. Только я этого не сделала, и на другой день тоже. В конце концов Диана уехала к мистеру Лаунсу, её дуврскому кузену.
— Софи, — сказал Стивен, — вы оказали мне такое доверие…
— Я не могу вам передать, какое это было облегчение, насколько мне стало лучше.
— …Что было бы просто чудовищным не ответить вам такой же откровенностью. Я испытываю сильную привязанность к Диане.
— О, — вскричала Софи. — О, я так надеюсь, что не очень вас задела. А я думала, что это Джек…. О, что я говорю?
— Не волнуйтесь так, милая, мне не хуже любого другого известно о её недостатках.
— Конечно, она так красива, — сказала Софи, глядя на него застенчиво.
— Да. Скажите мне, Диана сильно влюблена в Джека?
— Я, может быть, ошибаюсь, — произнесла она после паузы. — Я мало что понимаю в подобных вещах, или в чём другом, но я не думаю, что Диане вообще известно, что такое любовь.
— Этот джентльмен спрашивает, дома ли миссис Вильерс, — доложил дворецкий Заварочного Чайника, внося поднос с визитной карточкой.
— Проводите его в гостиную, — велела Диана. Она поспешила в спальню, переоделась, зачесала волосы наверх, испытующе вгляделась в своё лицо и спустилась вниз.
— Добрый день, Вильерс, — сказал Стивен. — Воистину, никто не назовет вас быстрой женщиной. Я уже дважды прочитал газету: флотилия вторжения, официальные адреса, стоимость государственных ценных бумаг и список банкротов. Вот вам флакон духов.
— О, спасибо, спасибо, Стивен, — воскликнула Диана, целуя его. — Это же настоящий «Марсильяк»! Боже, где вы его раздобыли?
— В хибаре контрабандиста в Диле.
— Какой вы милый, Стивен, и какой отходчивый. А запах! Словно в гареме Великих Моголов. Я думала, что больше никогда вас не увижу. Мне жаль, что я так дурно вела себя в Лондоне. Как вы узнали, что я здесь? И где вы теперь? Что вы делали? Выглядите вы неплохо. Какой потрясающий синий мундир.
— Я приехал из Мейпса. Там мне сказали, что вы здесь.
— Вам рассказали о нашем сражении с Софи?
— Я понял, что вы повздорили.
— Она меня вывела из себя своими мечтательными блужданиями вокруг озера и трагическим видом — если он ей нужен, что ж она его не удержала, когда могла это сделать? Терпеть не могу нерешительности, просто ненавижу — ни туда ни сюда. И вообще, у неё теперь самый подходящий воздыхатель — евангелический святоша, весь в благочестивых деяниях, а ещё хорошие связи и денег куча. Наверняка станет епископом. Но, честное слово, Мэтьюрин, я не ожидала от неё такого присутствия духа! Она набросилась на меня, как тигр, вся пылая от гнева, а я её всего-то подразнила Джеком Обри. Та-ак на меня налетела! Мы просто орали друг на друга возле маленького каменного мостика — её кобыла, что стояла тут привязанная, знай на нас таращилась и шарахалась. Даже не знаю, сколько времени это продолжалось — добрых пятнадцать раундов. Теперь бы вы посмеялись. Мы ведь так были серьёзны, и сколько огня! Я потом на неделю охрипла. Но она меня превзошла — визжала как свинья недорезанная, и за словом в карман не лезла, жутко разошлась. Но вот что я вам скажу, Мэтьюрин — если вы действительно хотите испугать женщину, пригрозите ей, что вытянете её хлыстом по лицу, и чтобы было видно, что вы именно так и собираетесь поступить. Я прямо даже обрадовалась, когда появилась тётушка Уильямс, голося и завывая так, что заглушила нас обеих. И рада же она была от меня отделаться — уж очень беспокоится за пастора; а я на него даже и глядеть не собиралась, очень мне он нужен, жирный боров. И вот я снова здесь — вроде сиделки или экономки Заварочного Чайника. Выпьете хереса его высокородия? Вы что-то помрачнели, Мэтьюрин. Ну, не будьте таким букой — вот, так хорошо. Я вам ни одной неприятности не сказала, с самого вашего прихода, теперь ваш черёд быть любезным и весёлым. Хотя, оглядываясь назад, я даже рада была убраться оттуда с целым личиком — это всё моё состояние, вы знаете. Вы мне ещё ни одного комплимента не сказали, хотя я с вами так мила. Успокойте меня, Мэтьюрин — мне ведь скоро тридцать, и я уже не доверяю своему зеркалу.