— Хорошее лицо, — сказал Стивен, пристально глядя на неё. Она как всегда высоко держала голову, и теперь, в резком холодном свете зимнего солнца, он впервые увидел перед собой женщину средних лет: Индия была немилосердна к её цвету лица: красивый цвет, но никакого сравнения с кожей Софии; эти едва наметившиеся тонкие линии от уголочков её глаз скоро станут заметнее, а лицо со временем ещё более осунется, и через несколько лет все увидят, как сильно Софи хлестнула по нему. Это открытие, впрочем, осталось надёжно спрятано за самоконтролем и притворством, в которых он весьма преуспел, и он продолжил:
— Потрясающее лицо. Чертовски хорошее носовое украшение, как говорим мы на флоте. И по меньшей мере один корабль для него уже спущен.
— Чертовски хорошее носовое украшение, — горько сказала она.
«Сейчас раз — и я без глаз», — подумал он.
— И вообще, — продолжила она, разливая вино. — Почему вы меня так преследуете? Я вас не поощряю. И никогда не поощряла. Я вам совершенно ясно сказала на Брутон-стрит, что вы мне нравитесь как друг, но как любовник вы меня не интересуете. Зачем вы мне докучаете? Чего вы хотите от меня? Если вы хотите взять меня измором — вы поторопились с выводами; и даже если бы вам это удалось, вы бы об этом пожалели. Вы меня совсем не знаете, всё это доказывает.
— Мне надо идти, — сказал он, вставая.
Она взволнованно ходила по комнате туда и обратно.
— Так идите, — крикнула она. — И скажите вашему господину и повелителю, что я его больше не хочу видеть, никогда. Он трус.
В гостиную вошёл мистер Лаунс. Он был высоким, дородным, приветливым на вид джентльменом лет шестидесяти, одетым в развевающийся шёлковый халат, незастёгнутые возле колен бриджи; грелка для чайника занимала место, которое обычно предназначено для парика или ночного колпака: он поднял грелку и поклонился.
— Доктор Мэтьюрин — мистер Лаунс, — сказала Диана, бросая на Стивена умоляющий взгляд: на её лице отразились протест, озабоченность, досада и остатки злости.
— Очень рад вас видеть, сэр, это честь для меня: не думаю, что мы раньше встречались, — сказал мистер Лаунс, пристально оглядывая Стивена. — По вашему костюму я вижу, что вы не тот доктор, что лечит умалишённых? Или же это невинный обман?
— Вовсе нет, сэр. Я флотский хирург.
— Это очень хорошо: вы на воде, но не в ней: вы не сторонник холодных купаний. Море, море! Что бы мы делали без моря? Ссохлись бы, скукожились, нас иссушил бы самум, ужасающий самум. Доктору Мэтьюрину хорошо бы чашечку чая против иссушения. Позвольте предложить вам превосходную чашку чая, сэр.
— Доктор Мэтьюрин пьёт херес, кузен Эдвард.
— Ему бы лучше выпить чашечку чаю, — сказал мистер Лаунс с выражением крайней досады. — Но, конечно, я не собираюсь указывать моим гостям, — добавил он, повесив голову.