Он выглянул в общий зал, велел Бондену дожидаться его в шлюпке и вышел через заднюю дверь прямо в толпу шлюх и солдат. Две шлюхи дрались на улице, вцепившись друг другу в волосы и одежду, но остальные были довольно веселы, две из них окликнули его и пристроились сбоку, нашептывая о своих талантах, ценах и чистоте медицинских свидетельств.
Он поднялся к Нью-Плейс. Сдержанный взгляд, сопровождавший ответ «нету дома», убедил его в том, что нужно посмотреть на окно Дианы. Слабый свет сквозь задёрнутые занавеси: он удостоверился в этом, дважды пройдя мимо дома вверх и вниз по дороге; затем сделал большой крюк вокруг домов, чтобы попасть в переулок, лежавший позади Нью-Плейс. Ограда запущенного сада не представляла собой серьёзного препятствия, но на стену внутреннего садика, утыканную поверху битым стеклом, пришлось сначала набросить плащ; затем он решительно разбежался и прыгнул. В саду за стеной шум моря внезапно смолк: полная, настороженная тишина и падающая роса, и он некоторое время стоял, не двигаясь, среди лилейников. Постепенно тишина перестала казаться абсолютной: из дома доносились звуки — разговоры за разными окнами, кто-то запирал двери и хлопал ставнями нижнего этажа. Затем быстрый тяжёлый топот по дорожке, низкое «гав-гав» мастифа Фреда, которого на ночь выпускали бегать по двору и саду и который спал в летнем домике. Но пёс Фред был молчаливым созданием; он знал капитана Обри — ткнул мокрым носом ему в руку и ничего больше не сказал. Однако что-то его всё же беспокоило; и когда Джек наконец двинулся по замшелой дорожке к дому, он последовал за ним, ворча и толкая его под колени. Джек снял мундир, положил его на землю, а сверху — саблю; и Фред сразу же улёгся на всё это — охранять.
На крыше Нью-Плейс уже который месяц меняли черепицу; от блока на конце импровизированного подъёмного крана, установленного мастеровым на парапете, свисала верёвка с подвешенным на конце ведром. Джек быстро закрепил концы, опробовал, ухватился за верёвку и стал подтягивать себя вверх. Вверх, перехватывая руку за рукой — мимо библиотеки, где мистер Лаунс что-то писал за столом, мимо окна, выходящего на лестницу — до парапета. Отсюда оставалось несколько шагов, чтобы оказаться напротив окна Дианы; но на полпути наверх, ещё не достигнув парапета, он узнал громкий, весёлый смех Каннинга, что-то вроде кукареканья, начинающегося с глубоких басов и потом всё выше — совершенно особенный смех, который ни с чем не спутаешь. Он всё же проделал весь путь и уселся на парапете, откуда пусть под углом, но была видна вся вожделённая комната. За три глубоких вдоха он мог бы ворваться туда: она была необычайно яркой, эта освещённая комната, и эти лица, их выражения в свете свечей, полные жизни и не ведающие о присутствии кого-то третьего. Затем стыд, огорчение, крайняя усталость вытеснили всё остальное, уничтожили его полностью. Ни ярости, ни запала: всё ушло, и ничего не явилось взамен. Он отодвинулся на несколько шагов, чтобы не слышать и не видеть ничего больше; через какое-то время нашарил верёвку на конце крана, машинально ухватил обе пряди, связал их узлом и вывалился в темноту — ниже, ниже и ниже, преследуемый развесёлым смехом.
Стивен провёл утро пятницы за писанием, шифровкой и расшифровкой; редко когда он работал так быстро и хорошо; и он даже почувствовал удовлетворение от того, как у него получилось ясно описать непростую ситуацию. Из моральных соображений он воздержался от своей обычной дозы и провёл большую часть ночи в состоянии трезвого мышления. Когда он наконец привёл всё в порядок, запечатал бумаги в двойной конверт и подписал внешний из них «Капитану Дандасу», то обратился к своему дневнику.
«Возможно, это отрешённость в ожидании конца, и, может быть, только так и следует жить — свободно, неожиданно легко и хорошо, не теряя интереса, но и не беря на себя обязательств — свобода, которой я раньше почти не знал. Жизнь в своём самом чистом виде — восхитительная во всех отношениях, только потому, что на деле это не жизнь в том смысле, в каком я раньше понимал это слово. Как это меняет саму природу времени! Минуты и часы растягиваются; появляется достаточный досуг, чтобы увидеть, как течёт настоящее. Я прогуляюсь за замком Уолмер, той дорогой, что ведёт через дюны: в этом песчаном мире времени уйма».
Джек тоже провёл некоторое время за письменным столом, но ещё до полудня его вызвали на флагман.