– Отлично, Керм. Спасибо.
– Тела уже увезли?
– Везут в морг, но Иззи все сфотографировала на свой айпад. – Он имеет в виду Изабель Джейнс, ставшую его напарницей после ухода Ходжеса на пенсию.
– Ладно. Я привезу тебе эклер.
– Здесь уже целая кондитерская. Кстати, ты где?
– Не важно. Постараюсь приехать как можно быстрее.
Ходжес кладет мобильник в карман и спешит по коридору к лифту.
Пациент, записанный к доктору Стамосу на восемь сорок пять, наконец-то выходит из кабинете. Мистеру Ходжесу назначено на девять, но на часах уже половина десятого. Бедолаге, наверное, не терпится закончить здесь все дела и заняться другими. Марли выглядывает в коридор и видит, что Ходжес говорит по мобильнику.
Она встает и заходит в кабинет доктора. Тот сидит за столом, перед ним – раскрытая история болезни, на обложке имя: «КЕРМИТ УИЛЬЯМ ХОДЖЕС». Доктор что-то читает и потирает висок, словно у него болит голова.
– Доктор Стамос, можно приглашать мистера Ходжеса?
Он удивленно смотрит на нее, потом на настольные часы.
– Господи, да. От понедельников тошнит, верно?
– Не доверяю я этому дню, – говорит Марли и поворачивается, чтобы уйти.
– Я люблю свою работу, но терпеть не могу эту ее часть, – слышит она. Теперь ее черед удивляться. Марли смотрит на доктора. – Не обращайте внимания. Это я сам с собой. Приглашайте его. Надо побыстрее с этим покончить.
Выйдя в коридор, Марли успевает увидеть в дальнем конце закрывающиеся двери лифта.
Ходжес звонит Холли с многоэтажной автостоянки, примыкающей к медицинскому центру, и когда подъезжает к Тернер-билдинг на Лоуэр-Мальборо-стрит – в этом здании находится их офис, – она стоит на тротуаре, с портфелем между ногами в удобных туфлях на невысоком каблуке. Холли Гибни под пятьдесят, она высокая и стройная, каштановые волосы собраны в пучок. Сегодня она в мешковатой аляске от «Норт фейс», капюшон поднят и обрамляет маленькое лицо. «Лицо простушки, – думает Ходжес, – пока не увидишь ее глаза, прекрасные и светящиеся умом». Но увидеть эти глаза непросто, потому что Холли, как правило, не встречается с людьми взглядом.
Ходжес плавно останавливает «приус», Холли запрыгивает в кабину, снимает перчатки и подставляет руки под струю теплого воздуха из вентиляционной решетки обогревателя.
– Долго же ты добирался.
– Пятнадцать минут. Я был на другом конце города. И ко всем светофорам подъезжал на красный.
– Восемнадцать минут, – уточняет Холли, когда «приус» возвращается в транспортный поток. – Потому что ты гнал, а это контрпродуктивно. Если бы придерживался двадцати миль в час, большинство светофоров проехал бы на зеленый. Они синхронизированы. Я тебе объясняла несколько раз. А теперь говори, что сказал доктор. Анализы хорошие?
Ходжес рассматривает варианты ответа, которых всего два: сказать правду или увильнуть. Холли заставила его пойти к врачу после того, как появились жалобы: сначала какие-то неприятные ощущения в животе, потом боль. У Холли, возможно, проблемы с головой, но пилить она умеет. Вцепляется, как собака в кость, иногда думает Ходжес.
– Результатов обследования еще нет. – «Это не совсем ложь, – убеждает он себя, – потому что у меня их действительно нет».
Холли с сомнением смотрит на него, а он выруливает на Центральную магистраль. Ходжес терпеть не может, когда она так на него смотрит.
– Я буду держать все под контролем, – говорит он. – Поверь.
– Верю, – отвечает она. – Верю, Билл.
Эти ее слова только усиливают чувство вины.
Холли нагибается, открывает портфель, достает айпад.
– Я кое-что нашла, пока дожидалась тебя. Хочешь услышать?
– Будь уверена.
– Мартине Стоувер было пятьдесят, когда Брейди Хартсфилд покалечил ее, то есть сейчас ей пятьдесят шесть. Возможно, пятьдесят семь, но пока только январь, так что, думаю, это маловероятно. Ты согласен?
– Целиком и полностью.