В конце концов очередь дошла и до Кости. И, как назло, одной из двух подошедших к нему медсестер была Леночка.
— Прости, я не хотел тебя обидеть, — виновато потупился парень.
— Ничего страшного, я не обиделась, — наполняя шприц, под маской улыбнулась она и хихикнула: — Иначе стала бы я делать тебе укол… максимально безболезненно?
Костя не успел ничего ответить, лишь почувствовал, как острая игла без усилий разрывает кожу и входит глубоко в плечо, выплескивая фиолетовую жидкость. Боль длилась мгновение, а после наступило преисполненное теплотой блаженство, сменяющееся ощущением полета и эфемерно-мимолетным головокружением…
Кто-то потряс его за плечо. Еще раз. И еще.
— Мущщина, а мущщина! Ваш билетик!
Не открывая глаз, Яковлев отмахнулся от приставучего… кого? Нет! Он не хотел даже знать, кому и что от него нужно! Ведь эйфория еще так близка, нужно всего лишь протянуть руку, погрузиться в эту сладкую вату наслаждения, схватиться покрепче… и не отпускать!
— Мущщина, руки уберите! — взвизгнул кто-то и ударил Костю по ладони.
«Мущщина» с трудом разлепил веки и не сразу сообразил, где находится — перед глазами обнаружилась выцветшая и потертая спинка кресла, в которую он уткнулся лбом.
«Что за фигня?» — подумал Костя, отодвинулся чуть назад и увидел, что все это время сидел, вольготно развалившись на двух пассажирских сидениях автобуса. Рядом, в проходе, стояла пышная, но усталая женщина с болтающимся на шее рулоном.
— Ваш билетик, — замученно повторила кондуктор.
Яковлев захлопал глазами, не понимая, что от него хотят:
— Билетик?
— Билетик, — подтвердила женщина и спохватилась: — Нету, шо ли? Так давайте пробью. Куда едете?
А куда он едет?
Костя выглянул в окно — мимо «свистели» деревья. Лесополоса?
— Мне надо на Советский проспект, дом семь, — вспомнил он адрес, названный майором Харитоновым. — Далеко это?
— Не местный, шо ли? — с хищным интересом поинтересовалась женщина и, когда Костя замотал головой, украдкой поправила волосы. Но тут же, заметив на пальце пассажира обручальное кольцо, разочарованно протянула: — Не на тот вы, мущщина, автобус сели! Это девятнадцатый, а вам нужон восемнадцатый. Сейчас как лес проедем, сразу на остановочке выходите. А там и ваш подъедет, у него интервал небольшой, полчаса всего.
Полчаса? Это было слишком долго!
— А пешком до этого проспекта дойти можно?
— От остановки-то? Можно. Минут за двадцать. На транспорте все быстрее получится…
Тем временем лесополоса закончилась, и за окном показались панельные пятиэтажки. Автобус начал тормозить. Открылись двери.
— А вот и ваша остановочка.
Костя спрыгнул с подножки автобуса и с легкой руки кондуктора направился «вдоль вон той дороги мимо скверика, а там до светофору и налево», стараясь понять, в чье тело его переместили. Судя по слегка морщинистым волосатым ладоням, это был мужчина в возрасте, но далеко не старик. А крепкие бицепсы, перекатывающиеся под рубашкой, намекали, что силовые виды спорта знакомы ему не понаслышке.
— Качок, блин, — с завистью пробормотал Костя. — Это сколько же нужно времени и упорства…
Пока парень с грустью размышлял о собственных нерастущих мышцах, скверик закончился и плавно перетек в оживленную городскую улицу: мимо, по четырехполосной дороге, проносились парящие над асфальтом автомобили, по тротуару навстречу шли семьи с детьми и шариками, а зеркальные витрины магазинов переливались на солнце, отражая в себе лозунги с ярко-красных растяжек… Проходя мимо витрины торгового центра «Березка», Костя задержался, ловя в отражении свою фигуру.
Так и есть, солидный мужчина. Крепкий. Подтянутый. Загорелый. Несмотря на пепел у висков — не старый, больше утомленный. Чем, жизнью? Работой? Женой и детьми?
— Ты мня уважашь? А праз… ик!.. мой уважашь? — услышал Костя заплетающийся голос за спиной. Обернулся. Недалеко от витрины стояло и покачивалось давно небритое «лицо неопределенного возраста» в потертой полосатой фуфайке. — Вот ты! — Пьяница на полусогнутых ногах заложил крутой вираж, очутился возле зеркального стекла и ткнул в него пальцем, оставляя на поверхности сальный след. Повторил со слезливой надеждой: — Уважашь? — И, не дождавшись ответа, побрел прочь, по дороге прикладываясь к бутылке и неразборчиво, делая длительную паузу между каждым словом, выкрикивая: «Мир! Труд! Май! Бухла! Налей! Давай!»