Тальф огляделся — площадь почти опустела, лишь отряд мертвецов стоял у ворот замка, да на стенах копошились оставшиеся волшебники — готовили неприятные сюрпризы для атакующих.
— Граф, прошу, возьмите себя в руки. Время ещё есть. Я сам переводил трактат. Я знаю, что для ритуала нужно время — и у нас по самым пессимистичным подсчётам есть ещё несколько часов.
В следующий миг земля вздрогнула.
— Что вы говорили про время? — съязвил вампир.
Юноша обернулся и увидел, как в небо между пиков Рогатой горы ударил тонкий и острый, как нож хирурга, чёрный луч.
Глава 34
— Быстрее, быстрее, быстрее! — подгонял Тальф мёртвую лошадь. Та уже готова была развалиться на части: бешеная скачка по горной дороге доконала бы кого угодно — и ускориться никак не могла.
Небо затянуло тучами, дневной свет померк и над миром повисли странные и непривычные, больше похожие на зимние, сумерки.
Чёрный луч продолжал вспарывать реальность, и с той стороны, как протухшие потроха, вываливались клочья склизской тьмы. Они выглядели пугающе и мерзко, но куда страшнее был прильнувший к провалу с той стороны исполинский жёлтый глаз с квадратным зрачком.
Позади Тальфа ехали колдуны из Ковенанта, над которыми пищал рой летучих мышей и завывало бледное облако с огромным садовым секатором.
Магистр никак не мог отделаться от мысли, что в самый важный момент его жизни рядом нет друзей. Только в дороге у него, наконец, появилось время, чтобы понять, какой важной частью его жизни были Жози и Кассиан. Стилет оттягивал внутренний карман и Тальфу хотелось выть — даже мысль об убийстве Жози казалась чудовищной, но, если она не откажется от своих намерений, выбора не будет.
Впрочем, между чем и чем приходилось выбирать? Тальф видел оба варианта и все они смотрелись паршиво. Как ни крути, Гримхейм оказывался разрушен, а все его близкие — мертвы. И даже посмертие в случае, если город разрушит демон, не выглядело особым утешением.
Тальф закрыл глаза, и в темноте за его веками возник Исток. Манящая вечным покоем бесконечная точка. Если бы не угроза потерять его, юноша с огромной радостью прямо сейчас погрузился бы в вечное оцепенение.
Мир живых — суетливый, бессмысленный и созданный по ошибке не стоил того, чтобы отказываться от возвращения домой.
— Смерть — это только начало, — пробормотал Тальф.
Со всех сторон тут же раздались: «А? Что? Не слышу, повторите громче!» и магистр, раздражённо тряхнув головой, открыл глаза.
Ветер сдувал с ледяных шапок Рогатой горы целые вихри снега. Они мгновенно облепили Тальфа, осели, не тая, на одежде, коже и волосах, и налипли на ресницы. От холода тело одеревенело и Тальфу пришлось немного поджарить самого себя, пропустив нить магической энергии от пяток до макушки.
Древняя тропа упиралась в обвал — и, если бы не привязанные рядом лошади, Тальф преспокойно проехал бы мимо этой рыже-серой каменной мешанины.
Фон Веттин снова сменил облик на человеческий и возбуждённо закричал, указывая пальцем:
— Смотрите! Вон там! Они пошли туда!
Юноша не сразу заметил среди камней неровный чёрный провал.
— За мной, — скомандовал Тальф, спешился и полез первым.
Внутри оказалась половина древнего зала — половина потому, что другая обвалилась вместе со скалой. Нужно было спешить и Тальф быстро зашагал к широкой лестнице, уводящей вниз, в кромешную сырую темноту. Но любопытство взяло верх, и он на мгновение остановился, чтобы поднять лампу и осмотреться.
Зал был пуст и никак не украшен — совершенно не в стиле некромантов, обожавших рисунки, резьбу и статуи. Единственным, что привлекло внимание юноши, стала древняя фреска во всю стену: выцветшая, частью отсыревшая, а частью облупившаяся. Иные работы в таком состоянии стали бы совершенно неразборчивы, но этот рисунок был предельно прост и, потому, всё ещё прекрасно читался. Со стены на Тальфа и остальных смотрел ровный жёлтый круг с чёрным квадратом внутри, и все сразу же поняли, что попали куда нужно.
Магистр торопился изо всех сил и подгонял остальных. Перед ним раскрывались величественные залы, где журчали подземные реки, а затем залы схлопывались в узкие проходы, куда приходилось протискиваться боком.
Колдуны пыхтели, фон Веттин слегка поскуливал от ужаса, а садовник не переставая менял цвета и гремел ножницами, цепляясь ими о камни.
Сначала Тальф услышал голоса. Сперва он подумал, что это эхо, но на всякий случай заставил всех остановиться и задержать дыхание — и действительно, из следующего коридора доносилось протяжное песнопение, которое навевало тоску и желание сесть на камни и никуда больше не идти.