— Брось эту палку через забор, возьми топор и наколи ровно половину этих вот дров — и я дам тебе четверть доллара и ужин, — сказал фермер. — Улыбается тебе это предложение?
— Вы хотите отклонить возможность отдать часть своей земли под вокзал и получить за нее?..
— Да. Эта часть земли мне нужна под курятник.
— Вы, значит, отказываетесь взять за нее пятьдесят тысяч долларов?
— Значит. Ты будешь колоть дрова или мне свистнуть собаку?
— Давайте ваш топор, мистер, и покажите, где дрова. Да велите вашей миссис поджарить лишнюю сковородку оладий к ужину. Когда эта железнодорожная линия Колумбус-Хаустон пройдет перед самым вашим забором, вы пожалеете, что не воспользовались моим предложением. Да скажите ей, чтобы она не пожалела к оладьям патоки и топленого масла. Понимаете?
НЕЛЬЗЯ ТЕРЯТЬ НИ МИНУТЫ
Молодая мать из Хаустона влетела на этих днях в страшном возбуждении к себе в квартиру и крикнула своей матери, чтобы та как можно скорее поставила на плиту утюг.
— Что случилось? — спросила та.
— Томми укусила собака, и я боюсь, что она бешеная. Ах, поторопись, мама! Не теряй ни минуты!
— Ты хочешь попробовать прижечь ранку?
— Нет, я хочу отутюжить голубую юбку, чтобы ее можно было надеть к доктору. Скорее, мама! Скорее!
ПОРАЗИТЕЛЬНЫЙ ОПЫТ ЧТЕНИЯ МЫСЛЕЙ
Как ужасно было бы жить, если бы мы умели читать в мыслях друг друга! Можно с уверенностью сказать, что при таком положении вещей люди думали бы не иначе, как шепотом!
В качестве примера этому можно привести случай, имевший место в Хаустоне. Несколько месяцев тому назад очаровательная юная леди посетила наш город и дала ряд публичных сеансов чтения мыслей, проявив в этом отношении настоящие чудеса. Она легко разгадывала мысли любого из присутствовавших, находила спрятанный предмет после того, как брала за руку человека, его спрятавшего, и читала фразы, написанные на маленьких клочках бумаги людьми, отстоявшими от нее на значительном расстоянии.
Один из молодых людей Хаустона влюбился в нее, и после продолжительного ухаживания дело кончилось браком. Они занялись домашним хозяйством и некоторое время были счастливейшими из смертных.
В один прекрасный вечер они сидели на веранде своего домика, держа друг друга за руки, охваченные тем чувством близости и взаимного понимания, которое может дать только разделенная любовь. Вдруг она вскочила на ноги и сшибла его с веранды огромным цветочным горшком. Он поднялся в полнейшем изумлении, с чудовищной шишкой на голове, и попросил ее — если это ей нетрудно — дать объяснения.
— Тебе не удастся одурачить меня, — сказала она, сверкая глазами. — Ты думал сейчас о рыжеволосой девушке по имени Мод с золотой коронкой на одном из передних зубов, одетой в легкую розовую кофточку и черную шелковую юбку. Ты представлял ее стоящей на Руск-авеню под кедровым деревом, и жующей резинку, и называющей тебя «душечкой», и играющей твоей часовой цепочкой, и чувствующей, как твоя рука обвивает ее талию, и говорящей: «Ах, Джордж, дай же мне перевести дыхание!» — в то время как мать зовет не дозовется ее ужинать. Пожалуйста, не отрицай этого! И не являйся на порог дома прежде, чем заставишь себя думать о чем-нибудь лучшем!
Тут входная дверь захлопнулась, и Джордж остался наедине с разбитым цветочным горшком.
ЕГО ЕДИНСТВЕННЫЙ ШАНС
На прошлой неделе труппа, делающая турне с пьесой «Громовержцы», дала в Хаустоне два спектакля — дневной и вечерний. На последнем видный политический деятель Хаустона занял одно из мест в самом первом ряду. В руках он держал блестящий шелковый цилиндр и казался страшно напряженным: так и ерзал в кресле, держа цилиндр перед собой обеими руками. Один из его приятелей, сидевший как раз сзади, наклонился к нему и справился о причинах такой возбужденности.
— Я скажу вам, Билли, — ответил политический деятель конфиденциальным шепотом, — в чем, собственно, дело. Я уже десять лет принимаю участие в политической жизни, и меня за это время столько раз оклеветывали, обкладывали, смешивали с грязью и называли крепкими именами, что я подумал, что хорошо было бы, если бы ко мне хоть один раз прежде, чем я помру, обратились приличным образом — а нынче, кажется, представляется единственная возможность к этому. Сегодня в одном из антрактов состоится сеанс престидижитатора, и профессор черной магии, конечно, спустится в публику и скажет: «Не будет ли кто-либо из джентльменов так любезен, что одолжит мне шляпу?» Тогда я встану и протяну ему свою — и после этого я буду чувствовать себя хорошо целую неделю. Меня уже столько лет никто не называл джентльменом! Боюсь только, что разрыдаюсь, пока он будет брать у меня цилиндр… А теперь извините, я должен быть наготове, чтобы кто-нибудь не опередил меня. Я отсюда вижу одного из гласных города со старым котелком в руке — и готов держать пари, что он здесь с этой же целью!