Идея была замечательной, если бы не… Гриня! Взять его с собой невозможно. Не бросать же на произвол судьбы!
— Это не проблема! — сказал папа. — Договорись с ребятами. Думаю, они помогут…
Славик и действительно радушно согласился взять Гриню к себе на время каникул.
— Только смотри, — предупредил я, — не выпускай его больше! И кормить не забывай.
— Все будет нормально! — поклялся Славка. — Езжай и не переживай.
И я поехал.
Почти всю дорогу до Чернигова я думал о Грине. «Бедняга, — думал я, — как он без меня? Хорошо ли ему? Или не голодает?»
В Чернигове у нас было столько дел, что я, честно говоря, даже иногда забывал про Гриню. И каникулы пролетели быстро, папина командировка — тоже, и мы поехали домой. И снова всю дорогу, уже в Киев, я думал только о нем.
Только мы помылись с дороги и распаковали чемоданчики с гостинцами, как я помчался к Славе.
Постучи в мое окно!
Славик встретил меня почему-то не очень радостно.
— Вернулся, путешественник, — пробормотал он вместо приветствия.
— Вернулся! А чего ты стал такой гордый?
— Какой там гордый! — отмахнулся Славик. — С Гриней что-то не то…
— Как не то?! — испугался я. — Что с ним? Говори! Где он?
— Успокойся, вон он в коробке. Где же ему быть! Но, знаешь, как только ты уехал, Гриня ужасно загрустил. Наверное, по тебе.
— Где коробка? — перебил я Славика.
— Вон в углу…
Я побежал к коробке и заглянул в нее. Гриня неподвижно сидел в уголке, нахохлившийся и очень печальный.
— Гриня, — позвал я тихонько, — я приехал. Привет!
Он только искоса посмотрел на меня.
— Ты не узнал меня? Это я, твой хозяин!
Гриня даже не шелохнулся. Перед ним стояла тарелка почти на всю коробку. Видно было, что Гриня и не касался еды.
— Не ест? — спросил я Славика.
— Не ест…
— А зачем такая здоровенная тарелка! — набросился я на него, потому что не знал, что и сказать.
— Не приставай к тарелке! — огрызнулся Славик. — Тарелка в самый раз. Это Гриня маловат для нее.
Я взял коробку, отдал Славке тарелку и поблагодарил.
— Э, чего там! — бросил Славик, и глаза у него стали грустными, как у Грини.
Мы попрощались, и я понес Гриню домой.
Дома я все рассказал папе.
— Ничего, — успокоил папа, — иди ложись, все будет хорошо!
Заснул я почти перед рассветом. А утром, как только проснулся, сразу побежал к кухне.
Там за столом сидел грустный папа. Возле плиты, такая же печальная и тихая, хлопотала мама. А на подоконнике неподвижно сидел Гриня и смотрел в окно.
— Понял? — спросил папа, когда я увидел, куда смотрит Гриня.
— Понял… — едва выдавил из себя я и, ничуть не стесняясь, заплакал.
— Раскис, как девчонка! — сказала мама и сама вдруг всхлипнула.
— Ничего не поделаешь, — развел руками папа. — Решай сам… — и они с мамой пошли в комнату.
А я подошел к Грине, который так и припал к окну, и опять взглянул во двор. Там, неподалеку от площадки, гордо и независимо прохаживались черные-черные, аж металлические, грачи. «А что решать! — подумал я. — Теперь ему в коробке не жизнь…»
Я провел ладонью по его встопорщенным перьям, отвернулся и бросился прочь.
За несколько минут я обежал нашу кампанию. Мы собрались на площадке, сели на качели и долго-долго молчали. А зачем говорить, когда и так все понятно!
Странная все-таки вещь — держать дома птицу! Кажется, она так привыкает к тебе, что никогда, ну просто никогда-никогда в жизни вам не расстаться. Но приходит время, когда какая-то сила, гораздо сильнее за твою любовь, зовет его к своим! Ведь у всех-всех на свете есть своё, самое дорогое, самое родное. Да-да, и у каждой птицы, как и у человека, тоже есть родина, друзья, родители… А без них не может никто!
Многоголосый крик птичьей стаи прервал наши мысли. Грачи вдруг дружно поднялись в воздух и помчались на восток, в поля и леса, где их ждали родные гнезда.
— Ну что, — проговорил Сергей, — пора?
— Пора… — ответил я, потому что прекрасно его понял. Я встал с качели и побежал домой.
Вернулся я с Гриней в руках. Он сидел у меня в ладонях и даже не шевелился — так и прикипел взглядом к нескольким одиноким грачам, которые еще ходили вокруг площадки.
Ребята окружили меня, — каждый обратился к нашему Грине. В последний раз…
— Пока, — тихо сказал Сергей.