— Повезло тебе. На меня он только ворчит без устали, чем-то я ему видать не приглянулся.
— Не-не, тут переживай. Дело в том, что наш библиотекарь за просто так любимчиков себе не заводит, — криво усмехнулся Саймон. — Он со всеми так, как с идиотами. А хочешь отношение к себе на толику лучше, так давай по примеру Милки с тряпкой часа по два-три по полу ползай. Надо тебе такое?
— Не, не мужицкое это дело пол тряпкой скрести.
— Угу. То есть, по-твоему, я чисто бабским делом занимаюсь? — нехорошо сощурила глаза воинственная Мила, но Саймон не дал хода ссоре.
— Милка, я тебя вообще-то про курсовую спрашивал, а не про то, как ты библиотеку облагораживаешь. Есть что про курсовую рассказать?
— Да, мне есть чем похвастаться, — ответила Мила с недовольством, но, начав рассказывать подробности, вмиг повеселела. — Пока я из ящиков заполненные бланки вытряхивала и по папкам их раскладывала, мэтр Тийсберг мне вслух теории возникновения магии зачитывал. И представляете, ребят, две, о которых на занятии нам не говорили, вот‑те на, обнаружились! Так что моя курсовая пополнилась интересными сведениями, и я мысленно потираю руки. Думаю, кое-кто будет неприятно удивлён, будучи вынужденным поставить лер Свон отлично.
Она с задором хохотнула, но Саймон скептически покачал головой.
— Это-то после того, как вы с лером Грумбергом сегодня на всю аудиторию матюгались, «отлично»? Поверь, профессор Фолтон поставит такую оценку только если не будет знать, кого именно он проверяет.
— Да этот гад Грумберг намеренно мне подножку поставил!
— Я видел. Другие — нет. Они только услышали, как ты благородного лера…
— Да и пошли они тогда туда же, куда я его и всю его благородную родню послала!
Мила даже сделалась пунцовой от злости, но Саймон остался сдержанным и серьёзным.
— Ты радуйся, что он тоже такой горячий. Поведи себя столь глупо ты одна, то уже бы стояла за воротами академии. Пойми, это он здесь желанный студент. Он, а не ты.
— Я знаю, — куда как тише буркнула Мила. — И я правда стараюсь, Саймон. Просто очень сложно игнорировать кого-то, кто никак не даёт себя игнорировать.
— Тебе придётся.
На кухне воцарилось мрачное молчание. Было слышно только как скребёт о котелок половник, которым Мила продолжала помешивать ароматный бульон. А затем вдруг громыхнула входная дверь, и троица недоумённо переглянулась. Они не ждали гостей, но кто-то уверенно шёл по коридору и даже требовательно постучал в одну из дверей.
— Лер Свон! — раздался злобный мужской голос.
— Мэтр Орион, — одними губами прошептала Мила и, откладывая в сторону половник, высунула нос из кухни. — Здесь я.
— Немедленно к декану! Сию же минуту! — грозно рявкнул обычно мирный и тихий мэтр, а затем так же внезапно, как появился, ушёл.
— Ну и скотина же наш профессор Аллиэр, — с укоризной пробормотала Мила, когда повернулась лицом к друзьям. — Ему несколько шагов до нас, а он взял и мэтра Ориона за мной послал. Вот чего человека по всякой ерунде дёргать, а?
— Не о том беспокоишься, — хмыкнув, проницательно заметил Саймон.
***
Империя Золотого Паука всегда переходила от отца к сыну. Будущий правитель с пелёнок постигал азы правления, его обучали всем положенным наукам так, чтобы он освоил их в совершенстве. И обратного не предполагалось, так как своим наследником правящий император не всегда избирал старшего сына. Власть могла перейти к любому из его многочисленных отпрысков, но недостойных ждало только одно — смерть.
Десятки наложниц рожали своему императору десятки сыновей, но власть над империей получал единственный — лучший.
В результате каждый подданный империи знал, что его правитель венец благочестия и ума. Знал это и низко склонившийся гонец. Он трепетал от чести предстать перед нынешним императором, хотя ничего об его возрасте или виде сказать не мог — лицо императора согласно традиции скрывала изображающая паука золотая маска, а тело — плотная одежда с тяжёлыми металлическими накладками.
— Мой император.
Гонец почувствовал, что его лоб коснулся холодного мраморного пола, и только тогда услышал голос первого советника.
— Император желает знать, какую весть ты принёс.
Слова дозволили гонцу немного выпрямиться, и он торопливо подполз на коленях ближе к советнику. В его задачу входило вложить в его руку свиток и вернуться на место. И всё же гонец не удержался и попутно перевёл взгляд на императора. Стража мгновенно отреагировала на этот проступок, почти синхронно положив ладони на эфесы острых, как бритва, мечей. Гонец, испуганно сглотнув слюну, вновь опустил голову. Мысленно он отругал себя за глупость, так как за маской и одеждой всё равно не распознал бы истинный облик своего правителя.