— Сыновья наши у него, — раздается из разных углов избы.
— Хлеб нужно выпекать, сапоги тачать, шубы шить, — продолжает Постышев. — Голодные и голые не воюют. Голосуем, кто за помощь партизанам?
Как одна, поднимаются руки.
В тайге валят лес. Чинят бревна. Плотники ставят большой барак. На бревне уселся рядом со стариком плотником, точащим на камне-дикаре топор, Постышев. Он чертит углем на стесанном камне какой-то план.
Неподалеку Шевчук. Он стоит перед партизанами, держит в руках «лимонку», показывает строю, как снимать кольцо, швырять гранату.
Чадно горят в бараке лампы без стекол. Заиндевели окна. Возле каменки стоят, грея спины, старики партизаны. На лавках вдоль стен сидят парни с листами бумаги на сосновых плахах, старательно пишут под диктовку Постышева.
— «Нужно повернуть оружие против Калмыкова и других наемных убийц», — диктует Постышев.
— Павел Петрович, — разражаясь звонким смехом, говорит курчавый партизан, почти подросток, — а Савчук к твоему слову свое приписал. Пишет не «против Калмыкова», а «против чертова выродка Калмыкова».
— Эта приписка не помешает, — улыбается Постышев. — Чем острее, тем доходчивее.
Партизаны пишут под диктовку комиссара листовки, агитки.
Стоят перед бараком пленные-калмыковцы, стоят, понурив голову, со смертной тоской в глазах.
— Чего привел? — кричит старик партизан одному из конвоиров. — Кокнули бы их, христоубивцев, в тайге. Небось они с нашим братом не возятся.
Из барака выходит Шевчук вместе с Постышевым.
— Вот, товарищ комиссар скажет, — продолжает старик, — стоило этих хунхузов по тайге водить. Как по-твоему, Павел Петров?
— По-нашему, — Постышев смотрит на Шевчука, — нужно отпустить.
— Отпустить? — раздается несколько возгласов. — Что же убивателей щадить? Они тебя не отпустят, ежели сгребут.
— Мы с командиром посоветовались и решили, что нужно отпустить этих калмыковцев, пусть другим расскажут, что за люди партизаны, с кем они воюют, какую правду отстаивают. Пусть себя казнят за то, что пошли против людей труда.
Поздняя ночь. Все уснули в бараке. Только за столом сидят Шевчук, Постышев, рабочий-железнодорожник Кочнев, командир 2-го Тунгусского отряда.
Перед ними нарисованная от руки топографическая карта местности. Сидят командиры, задумались.
— Нужно не выжидать — разгромить базу, — говорит Постышев и пунктиром набрасывает на план маршруты и движения отрядов Шевчука и Кочнева.
Постышев сидит в комнате школы в Шаманке.
Постышев сидит не раздеваясь, он выкроил несколько минут, пришел из отряда навестить семью.
Стремительно распахивается дверь, молодой, обросший до глаз боец без шапки вбегает в комнату:
— Ура! Наши победили! Колчак разбит! Японцы объявили нейтралитет. Отряды из тайги выходят.
Выходят из тайги партизанские отряды. Без опаски идут по морозному лесу.
Радостные встречи, веселые привалы, сытые обеды в родных селениях.
— Павел Петрович, — окружив Постышева, спрашивают партизаны, — раз перемирие, в Хабаровск нужно идти?
— Нельзя, — твердо отвечает Постышев.
— Город-то ведь нашенский, — доказывает какой-то старик партизан. — Раз перемирие, должны мы в гарнизоне жить. Хватит, поскитались по урочищам, поморозили костушки.
— В город идти — в ловушку лезть, — разъясняет Постышев.
В будке путевого обходчика собрались командиры рот 1-го Тунгусского партизанского отряда.
Шевчук и Постышев терпеливо выслушивают их высказывания. Шевчук нахмурился, изредка переводит взгляд на Постышева.
— В городе уже ревком, — доказывает коренастый, медлительный командир роты, — партийные товарищи там уже живут. А мы тут чего-то выжидаем. От села отстали, к городу не пристали.
— Совет командиров в отрядах Кочнева, Бойко-Павлова решил пока в город не входить. Иван Павлович и я считаем, что это правильное решение, — доказывает Постышев. — Пока у японцев там еще боевая дивизия, можно ожидать любых провокаций.
Опустела путевая будка. Остались в ней только Постышев и Шевчук.
— Волну нам с тобой не остановить, Павел Петрович, — мрачно произносит Шевчук. — Настроение такое, что не поведем роты в Хабаровск, сами пойдут. Придется вести.
Высыпал Хабаровск на главную улицу. Идут колонны партизан. Впереди рабочие со знаменами. Командир 1-го Тунгусского партизанского отряда Иван Павлович Шевчук впереди своих партизан на большом красивом коне.
Командир держит в руке папаху, кланяется рукоплещущей толпе. Ветер развевает его чуб, покрытый инеем.
Шумит над тайгой влажный ветер. На Амуре чернеет лед. Идет весна на дальневосточную землю.
Москва. Апрель 1920 года. Народный комиссар по иностранным делам беседует с корреспондентом японской газеты «Осака-Майници» Кафусе.
— У нас нет никаких намерений, — говорит Чичерин, — нарушать мир на Дальнем Востоке. Фактом, свидетельством об этом намерении служит наше решение образовать буферную полосу между Байкалом и Тихим океаном, в которую будет включен и русский Сахалин…
Деревянные казармы на окраине Хабаровска. Перед казармами на плацу занимаются партизаны.
Вдруг дозорный, стоящий у ворот казарм, бьет в подвешенный на перекладине медный стакан, кричит: «Тревога!»
Из казармы выбегает Шевчук, командиры рот поднимают всех «в ружье».
Вокруг казарм, занятых партизанами, рассыпались японцы; они залегли в ложбинах, канавах. Партизаны занимают оборону вокруг казармы.
Штаб японской дивизии. Постышев, Шевчук, Бойко-Павлов, Кочнев и другие командиры партизанских отрядов входят в помещение штаба.
Их встречают японские офицеры.
— Мы ждем объяснения, почему на казармы партизан было совершено нападение, — спрашивает Шевчук представителя японского командования.
— Это происходили тактические занятия наших частей, — улыбается японский офицер. — Они подошли слишком близко к вашим казармам. Ротой командовал молодой офицер.
Безмятежное весеннее утро. Город только начинает свою жизнь.
Вдруг по всему городу открывают пальбу из орудий, пулеметов, ружей.
Шквальный огонь направлен на бывший кадетский корпус, над которым развевается красный флаг.
Отстреливаясь, во главе группы вооруженных матросов Постышев пробегает от квартала к кварталу.
Поздняя ночь. Возле ворот корпуса Постышев пожимает руки матросам:
— Перебирайтесь на левый берег Амура. Передайте, чтобы отступали туда. Я захвачу жену — и за вами.
Постышев крепко запирает двери в квартире. Жена сидит у стола. У нее измученное лицо. Она засыпает, облокотись на руки. Постышев помогает ей добраться до постели.
Утром Постышев и Постоловская просыпаются от грохота сапог. Кто-то бежит по лестнице. Постышев выглядывает в окно. Вокруг дома цепь японских солдат.
— Ты должен выбраться на чердак и скрыться, — говорит Постоловская. — Они сейчас ворвутся сюда.
— Я не оставлю тебя. — Постышев вынимает наган и подходит к двери. — Будем отстреливаться. А для себя оставим два патрона.
Постышев настороженно подходит к окну с решеткой. Из-за занавески видно: идут трое — двое японцев и белогвардеец. Они стучат в дверь комнаты. Потом уходят по лестнице. Снова возвращаются с железным брусом.
Постышев стоит оцепенев и начинает поднимать руку с револьвером в сторону жены.
— Партизаны! — кричит Постоловская.
Постышев подбегает к окну. Партизаны редкой цепью перебегают ко двору корпуса.
Постышев через окно с решеткой видит, как опустела лестничная площадка.
Он открывает дверь, берет под руку жену и выходит из здания.