Выбрать главу

Постышев был избран руководителем городского комитета партии. Но возглавлять организацию ему пришлось недолго.

Двадцать четвертого апреля полицмейстер Виноградов, торжествуя, доносил генерал-губернатору:

«…«Ермак» явился к арестному помещению 24 апреля в одиннадцать часов утра, где и был арестован (Постышев пришел на свидание к арестованному Калашникову. — Г. М.). При обыске обнаружено письмо к неизвестному лицу, в котором «Ермак» просит о высылке литературы для подготовки движения, чернила для гектографов, счет книжного магазина за подписью и под заглавием Иваново-Вознесенскому комитету РСДРП».

Через несколько дней Постышева отправили во Владимирскую тюрьму.

Владимирский губернатор срочно сообщил в министерство внутренних дел об аресте еще одного важного государственного преступника и приобщил его к делу «об Иваново-Вознесенском союзе РСДРП».

38 большевиков во главе с М. В. Фрунзе обвинялись по 1-й части 102-й статьи уголовного положения о наказаниях в содержании конспиративной квартиры, хранении оружия и боевых патронов, создании типографии, призыву к вооруженному восстанию, распространении нелегальной литературы.

Молодого революционера ожидала суровая кара — каторжные работы.

— Хотите прочувствовать меру мужества Михаила Васильевича Фрунзе, Постышева, Гусева, Сулкина и других революционеров-большевиков? Побывайте во Владимирской тюрьме, повстречайтесь с теми, кто был с ними в заключении, на каторжных работах, — посоветовал Ноздрин. — И вы сердцем поймете, что такое мужество революционера. Ведь в тюрьме немногие выдерживали. Были такие, что от своих убеждений не отказывались, но сворачивали на другой путь, уходили от борьбы к террору. Вместе с нами сидел хороший рабочий парень, был активистом социал-демократической организации, а как побыл в тюрьме, там попал под влияние эсеров, и они из него террориста сделали. Его потом к смертной казни за какое-то нападение приговорили. В тюрьме большевики продолжали свое дело воспитания людей, организации их. Годы заключения были своеобразной академией.

Несколько дней прошло после посещения «польского» корпуса Владимирской тюрьмы, но я не могу отделаться от мрачных картин, виденных в этом каменном застенке. Камеры — гробы из камня, цемента и железа. Людей давили стены, сжимали железные решетки, ограды.

Мне не удалось во Владимире разыскать тех революционеров, что были в тюрьме в одно время с Фрунзе, Гусевым, Постышевым и другими ивановцами. Калашников на партийной работе в Иркутске, другие — на Дальнем Востоке, в Казахстане.

Я уже собирался уехать из Владимира, но узнал, что приехал старый большевик Иван Андреевич Козлов. Он привлекался по делу орехово-зуевской организации, но был в «польском» корпусе одновременно с ивановскими большевиками.

Козлов собирает материалы для книги о подполье, каторге, ссылке.

Познакомился с Козловым. Бывший коломенский столяр стал видным партийным работником, был, между прочим, руководителем харьковской парторганизации в годы гражданской войны.

Его рассказы о Фрунзе, ивановцах, москвичах, заключенных во Владимире, интересны настолько, что они достойны большой книги.

Тюремщики напрасно силились убить дух большевиков-революционеров. Они продолжали свою деятельность с такой же энергией, как на воле; использовали заключение как паузу для общеобразовательной учебы, продумывания тактики борьбы. Они продолжали бороться. Ни камень, ни железо, ни толстые стены, ни строй штыков не могли их отторгнуть от рабочего класса Если на берегах Талки Фрунзе руководил политическим воспитанием тысяч людей, то здесь, в тюрьме, он стал признанным руководителем факультета партийных пропагандистов и массовиков.

Фрунзе организовал ежедневные занятия гимнастикой. Для фехтования приспособил ручки от швабры, для турника — кроватную раму. Он вел ежедневные занятия с политическими заключенными. Изучали общеобразовательные предметы, историю социального движения. Великое мужество революционера, над которым навис смертный приговор по ложному обвинению.

Своей стойкостью Михаил Васильевич Фрунзе воспитывал в Постышеве, Гусеве, Калашникове, других своих сопроцессниках то мужество, для которого не подберешь эпитета даже из самых высоких шкал твердости: ни алмаз, ни порфир, ни другие несокрушимые временем минералы не могут быть синонимом этой твердости.

В этой академии большевистской выдержки, беззаветности, верности своим идеалам и принципам в течение двух лет проходил школу Постышев, двадцатилетний вожак ивановских большевиков. За столом в камере, где Фрунзе организовал рабочий факультет социальных наук, занятия продолжались от завтрака до обеденной прогулки. Во время предобеденных прогулок возникали горячие дебаты между большевиками, меньшевиками, эсерами, анархистами.

Постышев получал партийное образование.

Личное мужество Фрунзе, уже приговоренного к смертной казни, но продолжающего занятия с товарищами по заключению, вдохновляло, наполняло силами, вселяло веру в людей, в свое правое дело.

Каждый штрих поведения Фрунзе, живого, неистового, горячего, не сгибающегося перед несчастьями, учил, каким должен быть революционер.

Козлов с юношеским восторгом рассказывает о «великом профессоре революционной деятельности» — Фрунзе.

Поединок заключенного Михаила Васильевичу Фрунзе с начальником тюрьмы Гудимой достоин отображения в новелле. За циником, изувером, садистом Гудимой заслуженно пришла во Владимир худая слава «мрачного палача». Не без умысла Гудима был переведен из Шлиссельбурга, где сгноил, довел до умопомешательства сотни политических заключенных. Министр внутренних дел, вероятно, решил без громких приговоров разделаться с социал-демократами постоянно бунтующей Владимирской губернии. С первого же дня по прибытии во Владимир Гудима начал показывать свой нрав. За малейшее возражение, неподчинение тюремному режиму отправляли в карцер. Гудима решил уничтожить все «вольности» в тюрьме.

Он появился на тюремном дворе, когда заключенные были на прогулке. Раздалось:

— Смирно! Шапки долой!

Фрунзе и другие заключенные продолжали швырять снежки.

Гудима приказал вызвать солдат. Строй конвойной роты, поднятый по тревоге, возник на тюремном дворе. Гудима приказал солдатам взять ружья на прицел.

Заключенные рассеялись по углам, запрятались за стены.

Фрунзе остался на тюремном дворе. Он выжидающе глядел на начальника тюрьмы и конвоиров.

Гудима остолбенел, уперся взглядом во Фрунзе.

Потом глухо спросил офицера:

— Кто это?

— Фрунзе, — доложили ему.

— А, знаю… — хмуро протянул Гудима и, помолчав, добавил: — В него стрелять не нужно. — И ушел со двора.

Не поучая, не назидая, Фрунзе своим обликом, своими поступками воспитывал людей. В рассказах Козлова тюремная жизнь представала многогранной, сложной, порою очень обостренной. Конфликты здесь вызревали часто и бурно. В камерах были лидеры эсеров, меньшевиков. Они старались распропагандировать сидевших там молодых социал-демократов. Фрунзе полемизировал с ними, читал лекции о синдикализме, об аграрной программе РСДРП (б), дискутировал во время прогулок.

Его обаяние и жизнерадостность были тем сердечным магнитом, который притягивал к себе всех.

Вечерами Фрунзе организовывал шумовой оркестр, собирал вокруг себя песенников, запевал сам.

Эти рассказы Козлова помогают понять истоки тех качеств, которые поражали в Постышеве.

Жизнь в тюрьме, общение с Фрунзе отгранили характер Постышева. Молодой революционер видел перед собой человека, которому нужно подражать, у которого можно заимствовать лучшие качества, побуждения, стремления, идеалы.

У заключенных, несмотря на карательные меры реакции, были друзья на воле. Они не страшились жандармских угроз, они не отрекались от своих друзей, приходили к ним на помощь.

— Жаль, здесь аллейки срубили, — рассказывал Иван Андреевич, осматривая кладбище перед тюрьмой. — Вот в этом месте посадки были. Сюда молодежь приходила из города. Мы уже все знали, когда придут наши друзья к стенам тюрьмы. Мы их называли «голубками». Прильнем к решеткам, переговариваемся с ними. Мы знали часы, когда придет молодежь. В тюрьму к нам из политического Красного Креста приходили названые сестры, братья. Ими руководила Любовь Матвеевна Николаева-Белоконская, жена владимирского врача. Поддерживать связь с заключенными было ее партийное поручение, помогать им, передавать литературу, пособия, вести переписку с теми, у кого не было семей или родные были неграмотными. Чудесная женщина! Некрасов в поэме воспел Трубецкую и Волконскую. Они достойны этого. Но ведь ни Трубецкой, ни Волконской не угрожали преследования. Читали воспоминания, в каких условиях они жили в остроге? Учтите, что это были богатые люди. А Любовь Матвеевна Белоконская рисковала всем. Она назвалась сестрой Постышева, приходила к нему в тюрьму на свидание. У самой девять ребят. Муж возражал против ее встречи с арестованными, не хотел жертвовать своим положением, терять реноме, как тогда говорили, в глазах начальства. Но даже когда муж настоятельно потребовал, чтобы Любовь Матвеевна прекратила работу в политическом Красном Кресте, она не выполнила его требований — разошлась с мужем. Внимание Любови Матвеевны к Постышеву, по-моему, крепко поддержало Павла Петровича в тяжелые месяцы наряду с той опекой, которую взял над ним Фрунзе.