«Почему у меня сейчас кружится голова?»
Когда Томас дотянулся до Олега, он на несколько секунд потерял сознание, все силы ушли на то, чтобы доползти. Тело, движимое только этим отчаянным желанием, отказалось далее подчиняться, как бы выполнив все, на что было способно. Томаса привел в себя порыв ледяного ветра, принесший заряд снега, а может, невнятный шепот Олега и его хриплое дыхание. Томасу больше всего на свете хотелось закрыть глаза, потому что вот так лежать, ничего не делать, ни о чем не думать – это и было теплой, уютной сказкой, исполнением желаний. Олег сдвинулся еще на метр, он бился, стараясь освободиться от веревок, отталкивался связанными ногами от глыбы. Томас подтянул к себе веревку, стараясь сообразить, как ему примотать Олега надежнее к скале, и не мог понять, как это делается, а потом оказалось, что его рука пуста – веревку он выпустил, ее конец остался в нескольких метрах сзади и вернуться к нему не было сил. Томас подтянулся, чтобы уцепиться за ноги Олега, но тот дернулся и отбросил Томаса, тело которого не почувствовало боли.
Томас понял, что так ему Олега не удержать и что Олег, даже связанный, куда сильнее его, и потому Томас возобновил свое медленное путешествие к обрыву, чтобы оказаться между ним и Олегом, превратиться в барьер, в препятствие, в неподвижную колоду. Томасу казалось, что он ползет спокойно, и все же, когда ему удалось наконец доползти до узкой полки, отделявшей Олега от обрыва, Олег сполз уже так низко, что Томасу пришлось протискиваться между телом Олега и острыми камнями на краю.
И наверное, Томасу удалось бы оттащить Олега от обрыва наверх, к безопасности, если бы сам он мог удержаться на зыбком краю сознания.
Марьяна прибежала к лагерю запыхавшись, ей казалось, что она отсутствовала несколько минут, на самом деле ее не было больше часа. Она бежала прямо к палатке и потому не сразу поняла, что произошло. Она увидела только, что лагерь пуст, и сначала даже откинула полог палатки, решив, что Томас с Олегом прячутся там от снега, хотя палатка лежала плоско на земле и спрятаться под ней никто бы не мог.
Марьяна в растерянности оглянулась и увидела след на снегу, который уходил вниз к скале, след такой, будто кто-то тащил по снегу тяжелый груз, и ей сразу почудилась страшная картина: животное, которому принадлежали круглые, как от бочки, следы, тащит обоих мужчин, и виновата в этом только она, потому что побежала спасать козу и забыла о людях, о больных людях в снежной пустыне, чего делать нельзя. И все получилось ужасно и глупо, потому что она не догнала Дика и не нашла козу, а, оставшись одна среди скал, испугалась, что не найдет пути к лагерю, испугалась за Томаса с Олегом, которые беспомощны, побежала обратно – и вот опоздала.
Марьяна семенила вниз по склону, всхлипывая и повторяя:
– Мамочка, мамочка…
Почему-то на снегу лежала веревка. Олегу удалось распутаться?
Она обогнула серую глыбу и увидела, что на краю обрыва лежит связанный Олег, а Томаса нигде нет.
– Олег! Олежка! – закричала она. – Ты живой?
Олег не ответил. Он спал. Люди всегда засыпают, когда пройдет припадок. Он был один, но след от его тела продолжался вниз, к обрыву, и, когда Марьяна заглянула вниз, она увидела, что там недалеко, метрах в пяти, лежит Томас, очень спокойно и как-то даже удобно, и поэтому Марьяшка не сразу догадалась, что Томас уже мертв. Она спустилась вниз, спеша и обламывая ногти о ледяные камни, долго трясла его, старалась разбудить и вдруг поняла, что Томас умер, разбился. А Олег, который пришел в себя, услышал шум и плач Марьяны и спросил слабым голосом:
– Ты что, Марьяшка, что случилось?
Он совершенно не помнил, как столкнул Томаса вниз, хотя потом по следам и отрывочным кошмарным видениям Олега они смогли понять, как и почему все произошло, и догадались, как умер Томас.
Дик вернулся в лагерь через два часа. Он не догнал козу и потерял ее следы на большой каменистой осыпи. На обратном пути он встретил следы неизвестного животного и пошел по ним, думая подстрелить, чтобы прийти в лагерь с добычей. Тогда можно объяснить, что он нарочно оставил козу в покое, пожалел Марьяну. И он искренне уже верил, что пожалел Марьяну, потому что не выносил неудач.
Когда он узнал, что случилось в лагере без него, он оказался трезвее и спокойнее остальных и сказал Олегу:
– Не говори глупостей. Никого ты не убивал и ни в чем не виноват. Ты же не знал, что столкнул Томаса. Ты должен быть благодарен ему, что он тебя старался удержать. Может, он ничего и не успел сделать, вернее всего, он ничего не успел сделать, но все равно он хотел тебя спасти. Может, так даже и лучше, потому что Томас был совсем болен, он мог умереть в любую минуту, он хотел идти к перевалу, и потому нам пришлось бы тащить его, и все погибли бы.
– Ты хочешь успокоить Олега, – отвечала Марьяна, раскачиваясь от боли – она отморозила руки и ободрала их в кровь, когда старалась оживить Томаса и когда они вместе с шатавшимся от слабости Олегом тащили его тело к палатке. – Ты хочешь успокоить Олега, а виноваты мы с тобой. Если бы мы не побежали за козой, Томас был бы жив.
– Правильно, – подтвердил Дик, – тебе не надо было бежать за мной. Это глупость, женская глупость.
– Неужели ты не винишь себя? – спросила Марьяна.
Томас лежал между ними, закрытый с головой одеялом, и как будто присутствовал при их разговоре.
– Я не знаю. Я пошел за козой, потому что нам нужно мясо. Нужно всем. Мне меньше других, потому что я сильнее.
– Я не хочу с ним больше говорить, – возмутилась Марьяна. – Он холодный, как этот снег.
– Я хочу быть справедливым, – отрезал Дик. – От того, что мы будем метаться и стонать, никому не лучше. Мы теряем время. День уже перевалил за середину.
– Олег еще слабый, чтобы идти, – сказала Марьяна.
– Нет, ничего, – отозвался Олег, – я пойду. Только надо взять у Томаса карту и счетчик радиации. Он говорил мне, что, если что-нибудь случится, надо взять эти вещи.
– Не надо, – качнул головой Дик.
– Почему?
– Потому что мы идем обратно, – произнес Дик спокойно.
– Ты так решил? – спросил Олег.
– Это единственный путь, чтобы спастись, – ответил Дик. – Через два дня мы будем в лесу. Там я найду добычу. Я вас приведу в поселок, я обещаю.
– Нет, мы пойдем дальше.
– Глупо. У нас нет шансов.
– У нас карта.
– А почему ты веришь ей? Карта старая. Все могло измениться. И никто не знает, сколько еще идти без еды, по голому снегу.
– Томас сказал, что мы шли быстро, что остался один день.
– Томас ошибался. Он сам хотел туда, и он нас обманывал.
– Томас нас не обманывал. Он сказал, что там есть пища и мы будем спасены.
– Ему хотелось в это верить, он был болен, он плохо соображал. Мы останемся живы, только если вернемся обратно.
– Я пойду к перевалу. – Олег сказал это, глядя на тело, покрытое одеялом, он обращался к Томасу.
– Я тоже пойду, – поддержала его Марьяна, – как ты не понимаешь?
– Марьяшка, – начал Дик, постукивая большим кулаком по камню, отбивая такт словам. – Олегу заморочил голову Старый, всегда твердил ему, что он умнее, лучше нас с тобой, что он особенный. Он не мог быть лучше нас в поселке или в лесу, он всегда уступал мне. Даже тебе в лесу он уступает. Понимаешь, ему нужна эта сказка о перевале и речи о дикарях, которыми мы не имеем права стать. А я не дикарь. Я не глупее его. Пускай Олег идет, если он уверен. А тебя я не пущу – тебя я уведу вниз.
– Глупости, глупости, глупости! – закричала Марьяна. – Нас послал поселок. Нас все ждут и все надеются.
– Мы принесем больше пользы живыми.
– Пошли. – Олег протянул руку к одеялу, чтобы взять у Томаса карту и счетчик, и медленно произнес: – Прости, Томас, что ты не дошел и я беру у тебя такие ценные вещи.
От откинул край одеяла. Томас лежал, закрыв глаза, лицо его побелело, и губы стали тонкими. И Олег не смог заставить себя дотронуться до холодного тела Томаса.
– Погоди, я сама, – предложила Марьяшка. – Погоди.