Придерживаясь за спинку кровати, я сел и подтянул ноги под себя.
— Н-нет. Я х-очу п-п… поговорить о н-овенькой. А эти, — он мотнул головой на Миху с Глюкером, — к‐какие‐то с-странные.
Я посмотрел на пацанов. Толстяк сосредоточенно уничтожал последние остатки родительской передачи, и казалось, что в этом мире его ничего больше не интересует. Миха наконец перестал созерцать пустоту и смотрел на Хали-Гали, но в Мишкином взгляде всё ещё было мало осмысленности.
Чёрт, да в этой палате Хали-Гали не нашёл бы никого нормального, сколько бы ни пытался. Всё происходящее напугало нас до чёртиков, и думаю, что никто не хотел ничего слышать об этой новенькой, с чьего появления всё началось. Я чувствовал, как живот начинает повторно скручивать об одном воспоминании о девчонке или её кошмарном медведе. Всё что угодно, но только не она.
— Давай, чего ты там про неё надумал? — услышал я свой голос.
Хали-Гали глубоко вздохнул. Ему понадобилось некоторое время, чтобы собраться с силами и заговорить. Рассказывал долго. Отчасти так было из-за его заикания. Иногда Хали-Гали подолгу не мог одолеть одно и то же слово несколько минут и заходил на повторный круг его произношения снова и снова, пока у меня не выходило терпение, и я не заканчивал за него. Иногда напротив — пацан говорил довольно бегло, и фиг его знает, от чего это зависело.
Короче, идеи Хали-Гали в основном повторяли мои недавние размышления, однако негодяй развил их куда дальше того, до чего дошёл я.
Поначалу Хали-Гали объяснял для себя странное поведение новенькой желанием сбежать. Собственно, как и я. То есть, скорее всего, после больницы девчонке угрожала колония, а то и психушка. Однако с этим не вязались её попытки добиться от игрушечного медведя каких‐то решительных действий. Я это спокойно списал на то, что девица не в себе, а то и вообще помешанная, но Хали-Гали пошёл другим путём и решил для себя, что новенькая здорова, просто находится в стрессе или в шоке. Короче, не суть. Главное в рассуждениях Хали-Гали — это то, что она пыталась убежать вовсе не для того, чтобы спастись самой, а чтобы спасти кого‐то другого. Действительно, она тогда кричала что‐то вроде: «Она уже здесь!» и «Помоги ей, пожалуйста!» Чтобы спасти кого‐то от этой загадочной её, девчонка и пыталась сбежать. А когда поняла, что ничего не выйдет, то попыталась отправить на помощь единственного, кому, со своей точки зрения, могла доверять — собственного плюшевого медведя.
Здесь доказательства нормальности новенькой Хали-Гали дали слабину, ну, типа нельзя называть адекватной деваху, которая на полном серьёзе пытается отправить со спасительной миссией игрушку.
Хали-Гали показал пальцем на Глюкера, который уничтожал всё съестное со скоростью сельскохозяйственного комбайна, и заключил, что толстяк, например, тоже не выглядит таким уж нормальным. Потом он напомнил о том, что мы слышали в четвёртой палате перед тем, как новенькая попыталась удрать. А это он ещё не знал, что было у нас ночью.
Короче, Хали-Гали уничтожил мои последние попытки удержаться в нормальности.
В общем‐то, если принять доводы этого Шерлока, то получалось, что новенькая прошла через что‐то очень страшное и едва осталась жива. Её медведь, очевидно, сыграл в этом не последнюю роль. Теперь, когда она со своим Потапычем оказалась в больнице, некто, по её мнению, остался без защиты, которую новенькая или её плюшевый медведь могли обеспечить.
Когда я подвёл итог, Глюкер заржал самым оскорбительным образом.
— Это н-ничего. Н-нервы. Я к… к д-е-эвчонкам п-ой-ду. Н-нада им расс… ка-азать.
К этому моменту Миха более или менее пришёл в себя, и мы с ним увязались за Хали-Гали в четвёртую палату. Глюкер решил, что на сегодня с него хватит впечатлений, и решил зарыться под одеяло.
Однако через минуту он уже догнал нас, поскольку сообразил, что для этого ему пришлось бы остаться в одиночестве.
Девчонки сидели, уткнувшись в телефоны. Кто‐то играл, другие, собравшись в кучку, пытались пробиться в сеть, третьи снимали видосы впрок, чтобы выложить сразу, как только появится Интернет.
Народу собралось шесть человек, хотя обычно в палатах на нашем этаже селилось по три-четыре. Лишними здесь, конечно, были бывшие обитательницы тринадцатой, откуда им пришлось переезжать в срочном порядке.
Девчонки сидели кто у себя на кроватях, кто на столе или окне, а кто и вовсе прямо на полу. В палате царили ужасная духота и запах потных носков.
А ещё про нас, пацанов, что‐то говорят.
Не зная, как к нашей информации отнесутся переселенцы, мы с Михой вызвали Соню, Киру и Софу. Чтобы не палиться, мы вернулись к нам и поплотнее закрыли дверь.