Маршал. Очень много получится. Хартию приняли почти все.
Наполеон. Виновны те, на кого мы укажем. Это успокоит остальных — они сразу почувствуют себя в относительной безопасности. Это я и называю единством. Единством страха. Ну, скажем, в армии… Я уже записал Рагуза. Кого вы предлагаете?
Маршал. Мне неприятно называть имена своих товарищей, сир. И тем более — подчиненных.
Наполеон (сухо). Прекрасно. Я понимаю. Я спрошу простого полковника. Хорошо служат только те, кто ждет места… (Ходит.) Я, впрочем, разовью эту идею. Спрошу у художника-неудачника, предпочтительно члена Академии — имена художников. У писателя — имена писателей. У неимущего педагога — список преподавателей. У юриста, застрявшего в заместителях, — имена прокуроров. Так что недостатка в претендентах не будет.
Маршал. Если вам назовет их зависть, это будут таланты, сир. Вы обезглавите страну.
Наполеон (раздраженно). Головы отрастут! Вы меня раздражаете. И вы тоже. Можете идти.
Маршал выходит, в дверях сталкивается с Фуше, которого вводит д'Анувилль.
Маршал. Вас уже освободили?
Фуше. Да. А вас еще не арестовали?
Маршал. Хоть бы война поскорей! Попробуй, пойми тут что-нибудь! (Выходит.)
Наполеон (пожимает плечами, к Фуше). Он хорош только в арьергарде, как в России, с ружьем в руках, — этакий стойкий солдатик. Но они тоже нужны. Подойдите, Фуше.
Фуше невозмутимо подходит к нему.
Я как-то сказал Талейрану, что он дерьмо в шелковых чулках. Он — вельможа, настоящий. А на вас и шелковых чулок-то нет.
Фуше (с достоинством). Я сын народа, сир. А это сейчас в цене. Кстати, если я правильно понял нашего юного лейтенанта?..
Наполеон (игриво). Вы одобряете?
Фуше (улыбаясь). Именно это я и предложил бы вашему величеству, будь у нас время поговорить серьезно. Я снова чувствую себя в Лионе!
Наполеон. Вы знаете, как надо подчищать?
Фуше (развязно). Немного, сир. В девяносто третьем, на площади Брото я их поставил в ряды по десяти. И ррраз!
Наполеон (весело). И ррраз! Оставьте нас, лейтенант. Мы должны серьезно поработать.
Д'Анувилль выходит. Они остаются вдвоем, как старые приятели.
(Угощает Фуше табаком. Провожая взглядом д'Анувилля, раздраженно.) И чего он вечно тут торчит? Вы ему покровительствуете?
Фуше. Он верный человек, сир.
Наполеон. Я успел это заметить. Скучно.
Фуше (продолжает). Он преклоняется перед вашим величеством. Первым пришел во дворец встретить вас. (После минутного колебания.) Кроме того, я когда-то хорошо знал его мать.
Наполеон (глаза его загораются). Ну-у? Проказник… (Угощает его табаком.) У нас столько работы — необходимо слегка развеяться. Давайте. Обожаю пикантные истории…
Фуше (делает движение). Ну, этой уже лет сто… Я был еще ораторианцем.
Наполеон (строго). Осторожнее! Ни слова против религии! Я люблю вольности, как все французы, но религию — ни-ни!
Фуше. Даже теперь?
Наполеон. Никогда. Революцию, мать нашу, — сколько угодно. Великие принципы и всю эту говорильню — ради бога, это не опасно и может даже развлечь. Но религию… Она слишком полезна. Я ее оплачиваю и защищаю. Владеешь священником — владеешь женщиной, владеешь женщиной — мужчина у тебя в руках. Девять из десяти.
Фуше. Ну тогда я расскажу вам только начало, оно в духе галантных историй прошлого века… говорят счастливого… У них был замок в моем приходе. Я исповедовал мать и дочь. Дочь сопротивлялась.
Наполеон. Ее можно понять. Большего урода мне встречать не приходилось.
Фуше. Никогда не надо отчаиваться, сир. Признаюсь, я по уши влюбился в эту девушку. Возможно, это было моим единственным искренним чувством в жизни. Ну, а потом я встречаюсь с ней в Лионе, в разгар террора, она, конечно, замужем, сажаю обоих в самую поганую тюрьму — из тех, откуда не выходят. Ему грозит смертельная опасность. Классическая ситуация! Я спасаю мужа.