— Тогда в дело вмешался какой-то новый фактор, — сказал Гарри.
Они все посмотрели на кристалл, который он достал из хранилища.
— Думаешь, энергия этого камня зажгла флейты? — спросил Келвин.
— Мы мало что знаем о трех кристаллах, которые мои предки принесли с собой с Земли, — сказал Гарри, — но то немногое, что мы знаем, указывает на то, что при определенных обстоятельствах они могут сильно резонировать с естественными геотермальными потоками, генерируемыми в нексусах и вихрях. Себастьяны хранили камни в своего рода высокотехнологичном обсидиановом сундуке. Обсидиан ослаблял природную энергию кристаллов. Но где-то за последние восемнадцать месяцев кристаллы были извлечены из контейнера где хранились.
Глаза Келвина загорелись пониманием. — Ты нашел один из них внутри хранилища.
— Я думаю, что он, вероятно, пробыл там какое-то время, постепенно нагревая атмосферу и другие артефакты, включая эти флейты, — сказал Гарри.
Рэйчел снова повернулась к Келвину. — Я понимаю, насколько важно для тебя было открытие аквариума, но как же ты связался с парой преступников, таких как Натан Грант и Маркус Ланкастер?
Келвин устало выдохнул. — Ты еще не поняла?
— Ради всего святого, ты не преступник. Ты учёный, — сказала Рэйчел.
Гарри посмотрел на Келвина с понимающим выражением лица. — Ученый, который сделал невероятную находку и знал, что для продолжения своих исследований ему понадобятся деньги, много денег.
— Да, — сказал Кэлвин.
Рэйчел вздрогнула. — Теперь, понятно.
Келвин посмотрел на нее. — Одержимость Маркуса Ланкастера тобой меркнет по сравнению с моей одержимостью тайнами, сокрытыми в том лабораторном комплексе. Я боялся рассказать кому-либо о том, что нашел, потому что знал, что Фонд вмешается и возьмет контроль на себя.
— Верно, — сказал Гарри.
Келвин повернулся к нему. — Твоя семья не только владеет огромными ресурсами, но и владеет Заповедником и будет иметь собственнический интерес в получении прибыли от любых открытий, сделанных внутри. Учитывая мое прошлое, меня бы не пустили даже ступить в аквариум, не говоря уже о проведении там каких-либо исследований.
— Но тебе нужны были деньги, чтобы оборудовать настоящую лабораторию, — сказал Гарри. — Ты знал, что некоторые из реликвий, разбросанных по комплексу, будут стоить целое состояние на черном рынке. Итак, ты решил попытаться продать их.
— Это мир, о котором я ничего не знал. — Келвин взял свою чашку. — Я отправился во Фриквенси Сити и начал расспрашивать в различных магазинах антиквариата. Следующее, что я понял, это то, что Грант и Ланкастер предложили сотрудничество. Это казалось ответом на мои молитвы. Но их волновали только реликвии. И когда они обнаружили это хранилище, они не могли успокоиться, пока не придумали, как его открыть.
— Единственная причина, по которой ты все еще жив, — сказал Гарри, — это то, что флейты похожи на большинство технологий, основанных на кристаллах и янтаре. Их приходится часто перенастраивать.
— И ты был единственным, кто обладал таким экстрасенсорным талантом, необходимым для настройки, — сказала Рэйчел.
— Мне очень жаль, — сказал Келвин. — Я знаю, что этого недостаточно, но мне искренне жаль. Я чуть не убил тебя.
— Знаешь, — сказала Рэйчел, — эта печальная история о сделке с дьяволом — или в данном случае с дьяволами — в обмен на знания звучит знакомо.
Гарри и Келвин посмотрели на нее.
— Что? — она сказала. — Разве никто из вас никогда не слышал историю доктора Фауста?
— Нет, — сказал Гарри.
Бровь Келвина нахмурилась. — Он биолог?
Рэйчел улыбнулась. — Это легенда Старого Света о парне, который продает свою душу Люциферу в обмен на все секреты науки, которые он, конечно, никогда не получит, потому что дьяволу нельзя доверять. Это была одна из моих любимых сказок на ночь.
— Ха, — сказал Гарри. — А я читал комиксы «Существо из Обсидиановой лагуны» под одеялом по ночам.
— У меня была подписка на Журнал паранормальной биологии, — сказал Келвин. — Обычно каждый вечер я брал с собой в постель последний выпуск. Если подумать, я все еще так делаю.
— Проехали, — решительно сказала Рэйчел. — Поразмыслив, моя аналогия с легендой о Фаусте здесь не применима, потому что, в отличие от доктора в этой истории, ты искупил вину, Келвин. Ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти мою в ту ночь, когда меня похитили, и ты сделал все возможное, чтобы обезопасить меня, стёр мне память.