Пустые планы на будущее?
— Сколько можно говорить об этом, Тори?
— Столько, сколько нужно для того, чтобы ты понял, как я серьезно к этому отношусь.
— Кажется, я понял, — говорю я ей с сарказмом.
— Нет, не понял, — говорит Тори, останавливаясь. К счастью, во время нашей дискуссии Гэвин уснул.
Тори выходит из комнаты и направляется вниз по лестнице на кухню. Я не могу отвести от нее глаз, после того что она сказала мне. Я не смогу спать сегодня из-за нее, не из-за Гэвина. Она включает свет на кухне и открывает шкаф высоко над плитой, вытаскивая бутылку водки. Я не пытаюсь остановить ее. Раньше она никогда не пила просто так, поэтому, если ей нужно выпить, она может это сделать, если это ее успокоит.
Она достает стакан из шкафа у раковины и наливает в него водку, а я стою и наблюдаю за происходящим, как будто мне все равно. Тори просто пьет водку без закуски. Она хочет, чтобы ей было плохо.
Прислонившись к стене, я наблюдаю, как она делает несколько глотков, закрывает глаза и морщит нос.
— Стало лучше? — спрашиваю я.
— Нет, — холодно говорит Тори, открывая еще один шкаф, и достает флакон таблеток с задней части полки. Я никогда не видел эти таблетки. Я даже ни разу не открывал этот шкаф, потому что считал, что он полон хрустальных бокалов, которые мы никогда не используем.
— Что это? — спрашиваю я ее, приближаясь на несколько шагов.
— Они мне прописаны, не волнуйся, — говорит она, размахивая бутылкой перед моим лицом.
Я хватаю ее за запястье и пытаюсь прочитать мелкий шрифт на упаковке этих таблеток.
— Почему у тебя есть...
Неважно. Могу предположить, почему у нее есть упаковка «Валиума». Я ничего не говорю, когда она высыпает таблетки на ладонь. Молча смотрю, когда она запивает таблетки водкой, главным образом потому, что я в шоке и просто не знаю, что сказать.
Я никогда не принимал ничего такого сильного, но могу предположить, что результат не заставит себя ждать.
— Тебе сейчас нужно к врачу, Тори?
Вместо ответа, она допивает стакан водки, затем сползает по шкафу на пол. Складывает руки под голову, и я вижу, как она спокойно дышит. Вероятно, ее паническая атака — или что там было — прошла.
Сажусь рядом и жду. Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить любую мелочь, которая может подсказать, какие именно у нее проблемы. Однажды мать Тори позвала ее, попросив что-то сделать, и Тори начала плакать, очень сильно. Ее реакция была очень неожиданной для меня. Она заперлась в спальне и просидела там целый день и всю ночь, и когда вышла, попросила меня забыть об этом. Я забыл. Затем, хоть я почти забыл об этом, была череда событий, произошедших в день, когда мы узнали, что она беременна. Думаю, об этом я забыл специально.
В то утро все изменилось без особых на то причин. Тори проснулась и ушла из дома не попрощавшись. Это было совсем на нее не похоже. До этого утра я просыпался от того, что она водила кончиками пальцев по моему телу. Ее голова лежала на моей груди, и она смотрела на меня своими прекрасными глазами, пока мы не встречались взглядами. Затем она улыбалась мне самой сногсшибательной улыбкой в мире. Но когда проснулся один, я сразу понял, что что-то не так, и неважно, что мы встречались только несколько месяцев. Я звонил ей несколько раз, но она переводила мои звонки на голосовую почту. Прошло меньше часа, прежде чем я услышал, как входная дверь открылась и закрылась, а затем захлопнулась дверь ванной. Через пять минут дверь распахнулась, и Тори выбежала на улицу. Ее не было целую неделю.
Когда она наконец вернулась, то рассказала, что все это время пыталась сделать аборт. Но срок к тому времени был уже большой и врачи не смогли ей в этом помочь. Мы понятия не имели, что она беременна, пока на двадцать пятой неделе живот не начал расти. Мы не могли даже подумать об этом, поскольку всегда были осторожны.
Я старался не слишком остро реагировать, когда она рассказывала мне о том, что пыталась сделать, но потерпел неудачу. Кто-то пытался отнять у меня ребенка. Я потерял бы его, как и она. Мы оба потеряли бы его. Затем она заговорила о приемных родителях для него, и это было ужасно. Я сказал ей, что она может уйти, а я позабочусь о нашем ребенке. Тори, похоже, была удивлена этим, считая, что мы оба не хотим детей. Сначала я подумал, что ей было страшно сказать о беременности, думал она опасалась моей реакции, но со временем понял, что не моей реакции она боялась. Спустя неделю споров и уговоров, Тори сдалась. Я обещал ей свадьбу. Я обещал ей хорошую жизнь. Обещал, что наша семья будет в порядке, и мы будем счастливы вместе с ребенком. Должно быть, я был слишком наивен, и не смог выполнить эти обещания. Да и Тори пришлось бы игнорировать причины, по которым она не хотела детей, и, судя по всему, она этого сделать не может.