– Она сказала, что у её матери вчера ночью болело сердце. Потому она не захотела оставлять её одну, – Каролина наконец завершила «операцию» и вынула книгу.
– Почему она всё никак не положит мать в больницу? – некоторое чувство гордости возникло у меня за это слово.
– Возможно, думает, что никто не в состоянии помочь ей, – девушка пожала плечами и положила на колени шапочку.
Мне чрезвычайно сильно хотелось ответить, но я знал, что высказывать свои мысли ей не имело смысла: они её не касаются. Позже сам поговорю с Элвиной. Пусть не думает, что я ни на что не способен.
– Знаешь, я хотел тебя спросить кое о чем, – сказал я после некоторого молчания.
– Правда? – удивление подал только голос.
– Н даа, – протянул я, наконец отставив кружку. – Помнишь, ты рассказывала о двух влюбленных?
– Что-то не припомню такого, – шикнула она, опуская глаза и раскрывая книгу.
– Это было давно, но вряд ли ты забыла ту «легенду».
– «Легенду»? – ресницы вскинулись. – Вы про… Элис и Джейсона?
– Да, про них.
– Что Вы хотели, доктор Нил? – обозлилась она.
– Каролина, пожалуйста, я старше тебя всего на два года.
– Прости…те, Майкл, – губы, казалось, мучительно скривились.
– Ты сказала, что то была не вся история, не так ли?
– Да, но… – ладонь легла на шею.
– Что-то не так? Это же всего лишь легенда, верно?
– Не совсем, – она выдохнула, понимая, что я не сдамся. – Это не легенда и не выдумка. Всё, что я рассказала, было на самом деле. Но я не всё рассказала верно, вот в чем дело.
– Можешь ли ты мне поведать эту историю?
– Зачем Вам… тебе знать настоящую историю? Она нисколько не интересна, – быстро проговорила она и еще раз раскрыла книгу, но страница оказалась другая, а глаза все равно делали вид, что бегают по строчкам.
– А то, что ты читаешь, интересно? – выпалил я.
– Майкл. Зачем тебе знать то, что не должно касаться чужих ушей? – её губы сжались то ли от злости, то ли от страха, то ли по иной причине, которая мне не известна.
– Чужих? Значит, ты не «чужая» для этой истории?
Она хотела что-то возразить, но воздух в её легких перестал двигаться, и голова молча опустилась в книгу. Настойчивость может её спугнуть или навсегда сделать нас врагами, но мой интерес разогрет до невероятной температуры, и кто мне подскажет, как его остудить?
– Каролина, я не собираюсь совершать что-либо ужасное. Что может быть плохого в том, что я пытаюсь узнать настоящую историю? Разве это запрещено законом?
– Не стоит воскрешать призраков прошлого, – шепнула она и поднялась, решаясь выйти.
– Я не договорил, – колеса телеги развивают огромную скорость, а тормозов нет. – Что стоит тебе рассказать мне эту историю? Хочешь, я заплачу тебе?
– Это не смешно, – прыснула она, проходя мимо меня.
Я вскочил. За два шага настиг девушку, схватил за руку, которая держала книгу, и, взглянув в глаза, спросил:
– От чего ты бежишь, Элис?
Я почувствовал, как её дыхание прекратилось. Словно вентиль поступления кислорода повернули. Она сделала вымученное лицо и попыталась вырваться. Я держал намного сильнее.
– Отпусти меня! – взмолившимся голосом произнесла она.
Встряхнув её, я повторил свой вопрос настойчивее и грубее. Она подняла на меня глаза и оскалилась. Никогда мне не думалось, что я буду делать такое в Больнице. Хорошо, что вечные стражники королевской четы нас не видели.
– Скажи мне, Элис! Это ты убила Джейсона?
– Хватит, отпусти меня! Иначе я вообще ничего не скажу!
Кони остановились. Пальцы разжались сами собой. И тогда пришла мысль, что я оставил следы на её нежной, женской коже. Пыль на дороге, взвитая до небесной высоты, не давала возможности увидеть, как долго телега была погоняема. Стоя, как болван, я смотрел на маленькую руку, прижатую к животу. На глазах её проступали слезы. Мне ничего не оставалось сделать.
– Извини, – как можно более теплое объятие хотело вернуть всё на место. Я ясно чувствовал, как сердце в её груди билось словно у марафонца, жар по телу разливался быстро и передавался мне. За какие-то считанные секунды мы оба пережили серьезный стресс. Тихо шепнул: – И за это извини, Каролина.
Кто вообще давал разрешение стегать бедных лошадей без моего ведома? Или это я, распалившись, так издевался над ними, что мог убить? А ведь и телега могла сломаться, и колеса могли отвалиться, и кони могли издохнуть сразу. Ничего этого не произошло. Весь механизм был остановлен. Осталась только пыль над дорогой, которая еще не скоро осядет, а может, будет там всегда.