— Да. Я нашел конверт у себя на столе, — ответил Селвин. — Точнее, он лежал там, когда я забежал за скайбордом. Но, клянусь, раньше я его не видел! Его трудно не заметить. Думаю, мама положила его сюда… — он вздохнул. — Отец написал его еще до смерти… он уже знал, что… не… что… его… уже не будет с нами…
Мира вытерла слезы и взяла пакет. Она, подобно брату, осторожно провела рукой по надписи, желая затронуть тень отца.
— Не знаю, — все так же прошептала она, — смогла бы я, вообще, играть после такого…
Селвин обнял сестру за плечи.
— Не думаю, отец послал это, чтобы мы грустили, — попытался он как-то подбодрить сестренку. — Вообще-то, он поздравил меня с днем рождения и попросил поцеловать тебя за него, — он чмокнул ее в макушку и, откинув со лба непослушные волосы, продолжил. — Но не только это. Не хотите почитать письмо?
Селвин достал листок, исписанный рукой отца.
— Ну… если ты не возражаешь… — каким-то странным низким тоном ответил Бо, все еще чувствуя неловкость ситуации.
— Я-то не возражаю… — ответил Селвин, вновь пробегая глазами строчки. — Я не… возражаю… — эхом повторил он и запнулся.
— В чем дело? — спросил Бо.
— Я не подумал… — ответил Селвин. — Это, вообще-то, какая-то тайна…
Мира и Бо резко уставились на друга, в миг забыв о переживаниях и смущении.
— Не моя! — быстро добавил Селвин, прожженный укоризненными взглядами.
— А что, мы не умеем хранить чужие тайны? — шмыгая носом, немного обиженно спросила Мира.
— Вот именно! — согласился Бо. — Если это, разумеется, не какая-нибудь семейная тайна с трупами в шкафу.
Селвин хрюкнул.
— Кто его знает, может там и не один скелет окажется!
— Но ведь ты рассказал об этом Нику! — воскликнула Мира.
— Ничего я ему не говорил, — Селвин опустил глаза. — Он просто меня выручил. Без объяснений. Сам!
— Я всегда знала, что Ник классный! Но почему ты не можешь рассказать это нам? — Мира не собиралась отступать. Она выразительно посмотрела на Бо, чтобы тот действовал понастойчивее.
— Конечно, Селвин, какие могут быть от нас тайны? В конце концов, мы друзья или где?
Селвин пожал плечами и громко выдохнул.
— Вообще-то, это такое старье! Сами прочитайте, — с этими словами он протянул Мире письмо. — Даже как-то глупо говорить о тайнах. Но все равно, прежде, чем вы прочитаете, я хочу, чтобы вы поклялись никому ни о чем не рассказывать!
Друзья небрежно кивнули и жадно впились глазами в лист бумаги.
— Кто такой Дэвид Корнэй? — деловито спросил Бо, пробежав листок глазами.
— Это наш предок. Тот, который из первых переселенцев.
— А-а, — протянул он. — Ну, тогда этой тайне уже достаточно лет.
Пора бы ей и выйти из шкафа!
— Ты думаешь? — с надеждой спросил Селвин, который тоже не видел в этом ничего такого, что могло бы показаться важным сейчас, и лишь слова отца заставляли его чувствовать какую-то неприятную неловкость. — А ты что скажешь, Мира?
— Не знаю, — пожала та плечами. — Но ведь папа не написал, что тебе нельзя нам об этом рассказывать.
— Точно! — подтвердил Бо, обрадованный, что разговор про тайны вытеснил грустные нотки из Мириного голоса.
— Да, вы правы. В письме нет ничего такого. Может, действительно, прочитать этот дневник всем вместе? — с надеждой спросил Селвин. — А потом решим, как нам быть «со скелетами».
— Я согласна! — деловито отозвалась Мира.
— О чем разговор! — воскликнул Бо. — Это наша не первая тайна, в конце концов!
— Хорошо, тогда начнем.
Мира и Бо поудобнее уселись, а Селвин открыл дневник Дэвида Корнэя.
Часть 2. Противоборство
Глава 1. Дневник
«31 декабря 2429 года.
Сегодня я, все таки, решил начать свой дневник. Сегодня родился мой сын Артур, и, с тех пор, как мы узнали о нем, я все чаще задумываюсь, что ждет его впереди? Дело в том, что меня все больше и больше терзают сомнения: не толкаем ли мы человечество, сами того не осознавая, к его концу? Концу, как мыслящей расы! Что станет с моим сыном и с его сыновьями, если им больше никогда не потребуется использовать свой ум для выживания? Или это просто стресс от окончания работы и нежелание смириться с новым этапом в развитии нашего общества? Время покажет. А записи мне помогут не забывать об этом. Все же, я очень надеюсь, что я не прав.
1 февраля, 2430 год…»