Клеменси потянулась, подняла веки и блаженно улыбнулась, увидев потолок, освещенный лучами луны.
Секунду она лежала неподвижно, наслаждаясь покоем, затем медленно повернула голову и ощутила горькое разочарование. Рядом было пусто. Из смежной ванной не доносилось никаких звуков. Она недоверчиво уставилась на подушку и вздрогнула, когда облаченная в халат фигура открыла дверь плечом, потому что руки были заняты подносом.
— Завтрак, — объявил Джошуа, с молчаливой грацией двигаясь по ковру.
— В три часа утра? — Клеменси улыбнулась, набросила одеяло на голые плечи и села.
— Я умираю с голоду, — признался он.
— Я тоже, — ответила Клеменси, поняв это только сейчас. Стоило ей увидеть Джошуа, как в крови забушевал адреналин. Господи, как же она его любит… Клеменси переключила внимание на поднос, который Харрингтон поставил на столик рядом с кроватью. Он разогрел пиццу и нарезал ее кусочками. А потом вышел в сад, нарвал поздних весенних цветов и поставил их в вазу. При взгляде на хрупкие лепестки у Клеменси подступил комок к горлу и защипало в носу.
— Спасибо, — хрипло сказала она.
Вместо ответа он обнял ладонями ее лицо, опустил голову и неторопливо поцеловал в губы. Затем обошел кровать, сбросил белый халат, ничуть не стесняясь своей наготы, залез под одеяло, сел и подложил подушку под спину. Собственно говоря, а чего ему было стесняться? Клеменси не могла отвести глаз от его сухого мускулистого торса. Джошуа был прекрасен и величествен, как бронзовая скульптура.
Когда она протянула тарелку, Джошуа взял кусок пиццы, сунул в рот, а затем положил голову Клеменси к себе на плечо. Она откусила кусочек и улыбнулась, глядя в смуглое лицо. Длинные темные волосы Харрингтона серебрил лунный свет.
— Ты похож на разбойника с большой дороги. — Она провела пальцем по его щетинистой щеке.
— И со многими разбойниками ты была знакома? — поддразнил он, ущипнув ее за нос.
— Нет. — Она фыркнула и вытерла пальцы бумажной салфеткой. Почувствовав прикосновение его горячего тела и длинных, поросших волосами ног, Клеменси слегка заерзала и одеяло сползло с ее плеч.
— Не надо, — велел Джошуа, когда она машинально попыталась поправить одеяло. Клеменси подчинилась, как загипнотизированная. Харрингтон не сводил потемневших глаз с ее белоснежной груди, и кожу Клеменси тут же закололи тысячи крошечных иголок.
Он протянул руку и спустил одеяло еще ниже, обнажив напрягшиеся розовые соски.
— Ты прекрасна, — хрипло пробормотал он.
Клеменси испустила судорожный вздох. От желания, читавшегося во взгляде Джошуа, в висках застучала кровь. Он мучительно медленно склонился к губам Клеменси и заставил опустить голову на подушку.
Когда она проснулась во второй раз, за окном брезжил рассвет. Спящий мужчина покоился рядом, властно положив руку на ее бедро. Клеменси осторожно села и посмотрела на Джошуа сверху вниз, лаская глазами знакомые черты.
Вот бы просыпаться так каждое утро, грустно подумала она. Опасная тема, напомнила себе Клеменси. Не в состоянии противиться искушению, она пригладила выбившийся темный вихор и улыбнулась, когда Джошуа пошевелился во сне. Она зевнула и посмотрела на свое запястье. Хотелось еще немного полежать рядом с ним, продлить краткое мгновение счастья, но уснуть снова означало бы совершить ошибку. Что будет, если Томми проснется, зайдет в спальню отца и увидит их вместе?
Клеменси встала с кровати, собрала свою разбросанную одежду и быстро натянула ее. Джошуа не шевелился, его дыхание было ровным и мерным. Клеменси посмотрела на него сверху вниз и помедлила. Может, стоит разбудить его и сказать, что она уходит? Нет. Он сам догадается о причине ее тактичного отступления и испытает облегчение.
Поцеловав его в лоб, она шагнула к двери, но затем вернулась и вынула из вазы, стоявшей на пустом подносе, стебелек с мелкими голубыми цветками. На память? Нет, эту ночь она и так не забудет до конца жизни… Подарив Джошуа еще один долгий взгляд, она вышла из комнаты, на цыпочках прошла мимо спальни Томми и спустилась по лестнице.
Клеменси тихо закрыла за собой входную дверь, вдохнула прохладный утренний воздух, медленно выдохнула и обхватила себя руками, пытаясь согреться. Но дрожала она вовсе не от холода. Вот она, действительность… Выскальзывать из постели Джошуа на рассвете, пока не проснулся его сын. Потому что ее присутствие здесь нежелательно. Оно только временное.
Она тихонько вздохнула. Джошуа был ласковым, нежным и страстным, но при его доброте и опытности нетрудно было заставить любую женщину почувствовать себя единственной. Это ничего не значит. Она не попадется в ловушку и не станет морочить себе голову. Даже в разгар любви он не сказал ничего такого, что позволило бы ей заподозрить, будто их соединяет нечто большее, чем симпатия, физическая тяга и нужда друг в друге. И не намекнул, что хотел бы повторить опыт.