Новак показался снова. Нил повернул к нему голову и несколько секунд оба мужчины смотрели друг на друга, затем патрульный сказал:
- Я бы и дом осмотрел, если ты не против, Нильс.
- Смотри, - лениво кивнул фермер.
Он знал, что патрульный не найдёт никого. Он не стал бы рисковать своими ради чужака, который не был даже человеком, ради идеи, которую лелеют люди столько веков, но которая не имеет под собой почвы.
Милосердие - всего лишь идея, мысль, что кто-то другой заслуживает жизни ничуть не меньше тебя. У этой мысли нет тела, нет рук и ног, она не существует, если никто не выражает её. Она - иллюзий.
Но какая красивая иллюзия!
Нет, он не стал бы рисковать. Да и к чему? Если куда проще было избавиться от бионита, чем держать на ферме.
Нила лишь удивляло, что решение далось труднее, чем он думал. К существу, которое наука даже не считает живым в полном смысле слова, их семья привязалась слишком крепко.
Алмаз лежал в ящике среди герметичный пакетов с пайком, летевших прямым рейсом на одну из пограничных станций. Станция находилась в нескольких секторах от планеты, где он появился на свет и куда ему больше не суждено было вернуться. Он чувствовал себя странно. У него теперь было имя. У него теперь было прошлое, пусть и короткое. У него были люди, которых он встретил и которых оставил позади. Он ещё не знал, что это обычные вещи, что, в сущности, люди постоянно встречают кого-то и расстаются, что они покидают одни места и приезжают в другие, он только-только ощутил это чувство и ещё не мог дать ему определения, но уже почти понимал его.
"Спасибо за ребят", - сказала Мила и глаза её заблестели. "Береги себя", - сказал Нил и зачем-то сжал его руку. Алмаз осторожно сжал в ответ - он уже знал, какими хрупкими могут быть люди.
"Я буду скучать!" - сказал Чижик и вдруг обнял его, и Орлик тоже, и Алмаз стоял, не зная, что сделать, и поэтому тоже обнял мальчиков в ответ.
Теперь, лёжа в ящике с пайками, летевшими на станцу где-то в космосе, ещё не особенно понимая, что такое этот космос и что будет дальше, вспоминая инструкции, которые торопливо и сбивчиво пытался дать ему Нил, и тревогу, светившуюся в глазах Милы, и старавшихся не плакать Чижика и Орлика, Алмаз чувствовал всё сильнее, что теперь он мог бы ответить на вопрос Нила, на тот самый первый вопрос, который он услышал в своей жизни: "Кто ты?"
Теперь он мог бы дать множество ответов.
- Я тоже буду скучать, - прошептал Алмаз в темноте.
Конец