Так почему же… почему же мое остановившееся сердце так сильно болело в тот момент? Может, я слишком многого прошу? Прошло не так много времени с момента его аварии. Мы так быстро полюбили друг друга. И, возможно, это действительно значило все. Но сказала ли я то, что сказала, потому что на месте Энджи я действительно чувствовала бы себя именно так? Или мне было легко так говорить, потому что у меня уже была его любовь?
Почему все должно было быть так сложно? Так грязно?
Закрыв глаза, я покачала головой.
— Дай этому… дай этому больше времени. — Я открыла глаза. — Но проведи черту. Два месяца, шесть месяцев, год, неважно. Просто проведи черту, чтобы, когда мы дойдем до нее, мы знали, что все кончено. Что бы это ни значило в тот момент. Тогда позволь себе жить. Потому что ты жив с прошлым или без него.
— Первое января.
— Первое января, — повторила я. До него оставалось чуть больше двух месяцев.
— Если к тому времени память не вернется, я буду двигаться вперед, не пытаясь больше оглядываться назад. Я отпущу ее. Я дам понять своей семье, что не могу выйти замуж за человека, которого не люблю.
— Я могу принять это до января. — Я несколько раз кивнула. После пяти лет и нескольких месяцев без Фишера я смогу пережить еще два месяца, если это будет означать, что мы будем вместе. — Так что… я просто буду держаться на расстоянии, пока ты будешь делать все, что в твоих силах, чтобы не забыть и сохранить счастье своей семьи как можно дольше.
Его глаза сузились.
— Держать дистанцию? Тебе будет трудно сохранять дистанцию, когда мой член входит в тебя при каждом удобном случае.
А вот и мой грубый обнаженный рыбак. Я скучала по тебе.
Я снова начала идти, и мое лицо вновь обрело свою восемнадцатилетнюю версию — раскрасневшиеся щеки и шея.
— И когда, по-твоему, может представиться следующий шанс?
— Не могу сказать. — Он снова взял меня за руку.
— Почему?
— Потому что это твой день рождения. А день рождения — это день сюрпризов.
— Так ты собираешься удивить меня своим членом? — Я хихикнула.
— Ты этого не заметишь.
— Ну, не увижу, если он будет во мне.
Он засмеялся.
Я засмеялась.
Следующий час мы провели на тропе, которая кружила вокруг лагеря. За несколько ярдов до поляны он остановился и столкнул меня с тропы, я ударилась спиной о ствол дерева.
Он поцеловал меня с голодом, который я ощущала до костей. И так же быстро, как он оттащил меня с тропы и набросился на мой рот, он прервал поцелуй и вернулся без меня.
Он кивнул в сторону поляны впереди.
— Идешь?
Я оторвала спину от дерева, поправила шапку и поправила куртку.
— Что это было?
— Что было? — Фишер невинно засунул руки в карманы куртки.
— Вот видишь… я же говорила тебе, что их не съел медведь, — сказала Роуз Рори, когда мы вернулись к палаткам.
Рори закатила глаза.
— Я так не думала.
— Ты это сказала. — Роуз посмотрела на Рори, которая переворачивала блинчики на гриле.
— Ну, я просто пошутила… вроде того. Почему ты не разбудил нас, чтобы мы пошли с тобой? — спросила Рори.
— Я подумал, что возьму ребенка на прогулку, пока вы побудете наедине. — Фишер одарил их заманчивой ухмылкой. — С тех пор как она испортила вам вечер сигнализацией грузовика, синими губами и стучащими зубами.
Рори и Роуз рассмеялись, но потом обменялись взглядами, которые говорили о том, что они действительно воспользовались своим одиночеством. Что… заставило меня вспомнить тот раз, когда я увидела их в душе. Да, этот образ навечно запечатлелся в моем мозгу.
— Погулять с ребенком? — Я нахмурилась на Фишера. — Ты говоришь обо мне как о пятилетнем ребенке… или собаке.
— Если поводок подойдет. — Он взял бутылку апельсинового сока из кулера.
Я толкнула его в колено, заставив ногу неожиданно согнуться, что немного вывело его из равновесия, когда он закрывал кулер.
— Осторожно. — Он посмотрел на меня сузившимися глазами.
— Что осторожней, старик?
— Послушайте, как вы двое… все как в старые добрые времена. Фишер, вы с Риз постоянно ссорились и подшучивали друг над другом, как брат и сестра, — сказала Рори, передавая мне тарелку с блинчиками.
Я села на один из походных стульев, а Роуз налила сироп на мою стопку блинов, на секунду сжала губы, а затем пробормотала:
— Брат и сестра — моя задница, — так, чтобы только я могла ее услышать.
Я подмигнула ей, одно из тех наглых подмигиваний в стиле Фишера.