Мы поцеловались.
Одежда исчезла вместе с остальным миром. И я поняла, что мы — неудержимый ураган. Но… сколько вреда мы причиним в своем стремлении быть вместе?
Я немного замерла, когда он погрузился в меня. Это было другое ощущение. Мы чувствовали себя по-другому.
Тяжелое дыхание Фишера омывало мою щеку, когда его губы нашли мое ухо.
— Ты — мое самое любимое место в мире.
Я обхватила его за спину, а мои ноги обвились вокруг него.
Его признание говорило с моей душой, с тем местом, которое определяло нас, потому что мы были везде, куда вела нас наша душа. И, возможно, это был рай. А может, это был ад. Но в тот момент мы лежали на кровати с мятыми простынями и спутанными конечностями.
Это было чертовски удивительное место.
Чуть раньше четырех утра я вырвалась из его объятий. Мне нравилось, что он держал меня так крепко, словно не хотел отпускать. Пописав, я стащила толстовку из его шкафа и натянула ее через голову. Закрыв за собой дверь его спальни, я на цыпочках прокралась на кухню и открыла холодильник.
— Зачет! — Я ухмыльнулась, глядя на тарелку с остатками праздничных блюд, которые он, должно быть, привез из дома родителей. Сняв полиэтиленовую пленку, я провела пальцем по холодному картофельному пюре. — Боже мой, как вкусно. — Я забила на вилку и еще раз провела пальцем по картофельному пюре. Оно имело вкус пахты.
— Ты действительно ешь мой обед?
Я подпрыгнула и повернулась к Фишеру, слизывая картошку с уголка рта.
Он шел ко мне в одних угольно-серых трусах, которые обтягивали его во всех нужных местах.
— Прекрати пялиться на мой член, облизывая губы.
Мой взгляд метнулся к нему, а язык быстро вернулся обратно в рот. Я усмехнулась.
— Это лучшая картошка, которую я когда-либо ела. И если ты скажешь об этом Рори, я тебя убью.
— Почему ты ешь холодную картошку? — Он пригнулся и поцеловал меня.
Моя рука прижалась к его теплой груди.
— Потому что я люблю почти все холодное. После смерти отца я жила на объедках. Моя бабушка делала огромные порции всего, и мы, по сути, питались остатками неделю. А я либо гуляла с друзьями, либо работала, поэтому часто хватала холодные остатки и ела их на ходу. — Мои пальцы погрузились в пюре, и я протянула их ему.
Фишер сморщил нос.
— Я не любитель холодной картошки.
— Нет? — Я наклонила голову в сторону и медленно слизала пюре с пальцев.
Неторопливая ухмылка скривила его губы.
— Я храпел?
Я покачала головой.
— Мне нужно было пописать. Потом я решила, что голодна.
— Мне нравится это на тебе. — Он потянул за шнурки на своей толстовке. — Не так сильно, как мне нравлюсь я на тебе, но это мило.
Положив в рот кусок холодной индейки, я другой рукой погладила резинку его трусов.
— Как прошел День Благодарения с твоей семьей?
Фишер несколько секунд наблюдал за моими пальцами, а затем поднял подбородок и слегка приподнял одну бровь.
— Все было хорошо. Много детей. Много всего. Моя мама произнесла душещипательный тост, который больше походил на речь о том, как она благодарна за то, что моя жизнь была спасена. Начался праздник слез. Я рад, что остался жив, но, может, хватит об этом говорить?
Я хихикнула.
— Как твоя мама смеет выражать такую благодарность за своего ребенка в День Благодарения.
— Я просто не люблю быть в центре внимания. Это фишка Арни. Не моя.
— Попробуй быть единственным ребенком. От центра внимания никуда не деться.
Он медленно кивнул.
— Так… ты рассказала о нас своим бабушке и дедушке?
— Да. — Я улыбнулась. — Это было удивительно, как будто мы были настоящими. — Я накрыла тарелку полиэтиленовой пленкой.
Фишер взял тарелку и вернул ее в холодильник.
— Мы настоящие.
Я потянулась через островок, чтобы взять яблоко из его большой миски.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Официально.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду.
— Уф… — Я резко вдохнула, когда он притиснул меня к островку, прижав к нему грудью и держа в одной руке блестящее зеленое яблоко.
— Я не знаю, что ты имеешь в виду, потому что я ничего не слышал после того, как ты перегнулась через мой остров. — Его пальцы дразнили мои бедра. — И я обнаружил, что на тебе нет ничего под моей толстовкой.
— Фишер… — Я вздохнула. Это было компрометирующее положение, в котором я еще не была. Он удерживал меня, используя свое тело и стойку, а не ленты для стяжки, но эффект был тот же.
— Ты не можешь находиться в таком положении… — он задрал толстовку, полностью обнажив мою голую задницу —…с татуировкой «каллипиги» на твоей очень сексуальной и стройной попке… — его колено раздвинуло мои ноги чуть шире —…и ожидать, что я не буду тебя трахать.