Я была так зла, что у меня задрожали руки, когда я схватила свой кофе. Сердце бешено колотилось. А моя челюсть работала сверхурочно, скрежеща зубами.
— Ты закончила? — спросил он, выглядя совершенно незатронутым моей длинной речью.
Я встала.
— Думаю, мы закончили.
Фишер перевел взгляд с меня на свою чашку с кофе, и через несколько секунд кивнул, натягивая куртку и натягивая перчатки на пальцы.
Я не хотела этого. Я просто была так зла и так обижена. И устала. Рори была права. Я была эмоционально истощена на ближайшие сто лет. Почему у него не было защиты? Ни одного оправдания или объяснения своим действиям? Почему он не мог хотя бы солгать мне, показать отчаяние, как будто мысль о том, что между нами все кончено, задела его? Это потому, что все, что я сказала, было правдой? Неужели у него не было защиты? Неужели он хотел, чтобы между нами все закончилось?
— Я отвезу тебя домой. — Он взял меня за руку, чтобы повести к двери, но я отдернула ее. Падение на заснеженной парковке было бы менее болезненным, чем еще одна секунда его прикосновений ко мне после ее прикосновений.
У Фишера хватило наглости слегка вздрогнуть, словно его задел мой жест. Я протиснулась мимо него к двери и потащилась по снегу к его машине.
Когда он заехал на мою подъездную дорожку и поставил машину на стоянку, он повернулся ко мне.
— Это я?
Я взялась за ручку двери и медленно посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Твоя первая любовь? Ты сказала мне, что он не готов к тому, чтобы его нашли. А ты называешь меня своим потерянным рыбаком. Я — это он? Ты влюбилась в меня? Я тот болван, который не захотел лишить тебя девственности даже после твоего предложения?
В тот момент я так и не рассказала ему о нас. Это было ужасное чувство — быть настолько эмоционально раскрытой без единой унции признания. Мне не нужны были вопросы «Ты меня любишь?». Мне нужно было «Я любил тебя, и я помню это. Каждое чувство. Каждый момент. Каждую эмоцию».
Я открыла дверь и сказала единственную правду, которую знала наверняка на данный момент.
— Я никогда не пожалею, что не отдала тебе свою девственность. — Я спрыгнула вниз и закрыла дверь, не оглядываясь ни на секунду.
Как только я открыла дверь, Рори и Роуз были уже там. Они наблюдали за происходящим из окна. И хотя они понятия не имели, что было сказано между нами, выражение моего лица должно было сказать все.
— Мне очень жаль, — наморщила лоб Рори, делая шаг вперед с распростертыми объятиями.
Я не могла сделать ни шагу. Все, что я могла — это разлететься на сотни кусочков и надеяться, что мама сможет их поймать.
Я думала, что мы достаточно сильны, чтобы пройти через это.
Я думала, что наконец-то пришло наше время.
Но я ошибалась.
Глава 32
Дети делали все лучше.
С одной стороны, они напоминали мне о жизни, которую я хотела для себя, о жизни, которую я представляла себе с Фишером. Но они также символизировали переход, трансформацию, движение вперед. Напоминание о том, что мы — такие крошечные частички чего-то гораздо большего.
Сколько детей родилось от любви, которая умерла? И все же они двигались вперед. Любовь может жить в малом даже после смерти. Фишер подтолкнул меня, он изменил мой жизненный путь. И хотя у нас не было крошечного человечка, чтобы показать нашу любовь, я стала медсестрой и акушеркой, потому что встретила Фишера Мэнна, и именно благодаря ему я уехала с Брендоном. Если бы именно он лишил меня девственности, у меня бы не хватило сил уйти.
Любовь Фишера привела меня к работе, которую я любила. К цели, которая для меня что-то значила. Чувство выполненного долга и непостижимого личного удовлетворения. Я могла ненавидеть его за многое, но я не могла сожалеть о нас и обо всех тех безрассудных моментах, которые заставили нас кружиться в вихре страсти и любви.