Сидя за рулем БТРа, Стольников обогнал колонну и пошел дальше. А головной «уазик» чего-то взволновался и — за ним.
— Командир! — орет сержант Баскаков, заглядывая в люк. — Там в кабине «генс» какой-то!
«Не хватало, чтобы меня здесь свои накрыли», — подумал Стольников и поддал. И «уазик» поддал. Так и влетели в Толстой-Юрт, как на Гран-при в Монако.
Такого местные не видели со времен первой чеченской кампании. По улицам, как собака, мечется бронетранспортер, а за ним «уазик» летает, будто на тросе привязанный.
— Командир, уходить надо, а то огребем! — кричит прапорщик Жулин, подняв ухо шлемофона Стольникова.
— Что за генерал, Олег?
— Не знаю, это армейцы, не «вэвэ»!..
Коров и овец Толстой-Юрт лишился еще в первую кампанию. На том месте, где блокпост «Карьер» стоял, была раскинута база Басаева. Басаева выбили, пришли «федералы». Скотинку масштабно не забивали, так, если только какая на минном поле подорвется. Блокпосту без минного поля нельзя. А чтобы мясо все-таки было, то табличку «Мины» ставили на сто метров ближе к блокпосту и на столько же дальше от переднего края. Свои знают, а скотина читать не умеет. Читать умеет пастух, на то и надежда. Гонит скотину по краю, а край чуть дальше. И вот заводит он говядину на поле, видя, что до минного поля еще метров сто, а говядина уже на минном поле. Бах! — и улетела коровья душа к своему рогатому богу. И чтобы потом вопросов по поводу странной смерти крупного рогатого скота не было, старейшинам делается предупреждение, что если их продавшийся боевикам пастух еще раз своими коровами минные поля щупать решится, то огонь будет открыт вообще без предупреждения. Как-то так. В общем, мясо свежее всегда было. Но потом скотину местные все равно извели.
Так что сбить барана или быка, по улицам села пыля, риска не было. Зато куры бегали и летали стаями, придавая погоне вид провинциального экшна.
Генерал сдаваться не хотел, а Стольникову терять было нечего. На противостоянии этих ощущений гонка держалась еще около пяти минут. Около десятка сломанных плетней. Разваленный сарай и срезанный броней десяток акаций — это можно было занести в пассив Стольникову, окажись он пленен армейским генералом.
Сделав очередной виток вокруг села, капитан резко остановился и задом заехал во двор какого-то дома. Стояки огромного загона хрястнули, ветхая крыша легла на БТР. Успевшие соскочить с брони бойцы спрятались за обломками, сам же Стольников, выскочив из люка, перебил ногой опоры курятника, и его стена, покосившись и рухнув, закрыла переднюю часть БТРа.
Около трех десятков лишенных жилья разномастных обезумевших кур метались по двору, теряя перья и кудахча. Из дома выскочил хозяин, встал посреди двора и стал водить вокруг себя налитыми кровью глазами. И в эту минуту на улице показался «уазик». Стольников выглянул из-за укрытия, став видимым для чеха, приложил к губам палец и тут же спрятался обратно.
Из «уазика» выскочил паренек в отутюженном камуфляже и только-только прорезавшимся баском прокричал хозяину:
— БТР внутренних войск видел?
— Откуда они знают, что внутренних войск, мы же все замазали? — удивился Стольников.
— Может, грязь отвалилась? — предположил Баскаков.
— Ох, сдаст он нас, ох, сдаст… — в отчаянии похохатывая, прошептал Жулин.
Чеченец, словно в обе ноги раненный, неловко повернулся и показал солдату вдоль улицы.
— Туда поехала!
Дверца хлопнула, «уазик» исчез. Еще около четверти часа Стольников со своими людьми сидел в укрытии. Выехали из загона они только тогда, когда отправленный в разведку Баскаков вернулся с информацией, что колонна миновала Толстой-Юрт и проследовала в сторону Червлённой.
Наступил женский час. Из дома, расхристанная, словно встречая подводу с убитыми родственниками, вылетела чеченка и подняла такой вой, что у Стольникова заложило уши. Хозяин стоял посреди двора молча, нервно почесывая руки.
— Баскаков, — прикрикнул Стольников. — Посмотри, что там в загоне?
Вместе с мечущейся чеченкой, вскидывающей руки к небу, он вынес из загона восемь покойных кур. На крыльцо вывалились ребятишки — человек пять от трех лет до двенадцати. Перекрыв вход в дом, они стояли и равнодушно наблюдали за происходящим. Война быстро приучает к спокойствию.