— Вовка, ты утром зайди ко мне, я твою рубашку утюгом проглажу, не надо в помятой ходить, — прошептала Лена и упорхнула танцевать в круг к девчонкам…
Ночью, уже после отбоя, я лежал и думал о Леночке. Все никак не мог забыть наш медленный танец, ее нежные прикосновения, манящую улыбку и блеск ее бездонных голубых глаз…
4. Леночка
Утром, сразу после завтрака, я направился в корпус пионервожатых. Подойдя к комнате Лены, осторожно постучал в двери, обитые потрескавшимся дерматином.
— Входите, — тихо сказали за дверью.
Лена сидела за столом и перебирала учебные методички.
— Садись, Вовка, чай будешь?
— Да вроде позавтракали…
— Тогда снимай свою рубашку, я же обещала погладить.
Я снял рубашку и отдал Лене, а сам скромно присел на стул. Она включила утюг, постелила на стол тонкое одеяло и неторопливо разгладила складки на моей любимой рубашке цвета хаки, которую отец привез из Чехословакии.
Сидя сзади, я наблюдал за ее точеной фигуркой. Сквозь Ленины белые шорты просвечивалась тонкая полоска трусиков и меня вдруг бросило в жар. Как же хотелось подойти сзади и обнять ее, прижать к себе, впиться губами в ее сочные и манящие губы…
— Слушай, Володя, а ты почему не на трудовом десанте? Сегодня же наш отряд дежурит по столовой.
— Так я отпросился. Сказал, по важному делу…
— А… ну тогда понятно, хитрый жук… — Лена улыбнулась и протянула наглаженную рубашку, ткань была еще горячей после утюга, — Володька, послушай… а ты бы мог ради своей пионервожатой совершить подвиг?
— Смог бы, — серьезно ответил я.
— Тут недалеко клубничное поле есть. Прямо за сосновым бором…
— Да видел я, когда мы сюда ехали.
— Может сходишь завтра рано утром, наберешь мне немного клубники… — Лена посмотрела на меня своими ясными, голубыми глазами, — а я тебя поцелую за это…
У меня перехватило дыхание:
— Схожу конечно, без проблем…
— Только будь осторожен. Там колхозные сторожа с собаками.
Надев рубашку, я быстро направился к ребятам, понимая, что больше не могу находиться рядом с Леной и просто безвольно тону в омуте ее бездонных голубых глаз…
Мои товарищи убирали территорию возле столовой: собирали сосновые шишки, которые постоянно и беспорядочно падали по всей территории пионерлагеря, пропалывали тяпками подросшую траву, и мели метелками мелкий мусор вдоль белых бордюров.
— Вовка… — тихонечко отозвал меня в сторону Яшка. — После обеда девчат поведут в летний душ.
— И что?
— Пойдешь с нами за бабами подсекать?
— Не, не пойду, — я серьезно посмотрел на товарища. — Яшка, у меня к тебе просьба одна будет. Ты же с поваром вроде подружился?
— Ну да…
— Можешь в столовке небольшое ведерко на время взять?
— А тебе зачем?
— Я Лене пообещал клубники на поле набрать.
— Вот ты придурочный. Что, втюрился в нее, что ли?
— А это уже не твое дело… — нахмурился я.
— Погоди. Я сейчас…
Яшка ушел и через пару минут вернулся с небольшим пластмассовым синим ведерком.
— Давай, неси в корпус, пока никто не заметил…
Я быстро отнес ведерко в комнату и спрятал в шкафу.
А когда вышел из корпуса, меня окликнул пионервожатый Борис:
— Соколов, иди-ка сюда… слушай, ты рисуешь хорошо?
— А что нужно нарисовать?
— Стенгазету помоги оформить. Пойдем-ка в Штаб.
Когда мы пришли в просторную ленинскую комнату, где творили художества творческие личности со всех отрядов; Борис развернул на широком столе огромный лист ватмана и достал из шкафчика баночки с краской и кисточки.
— Вверху напишешь название: «Соколы Ильича». Посреди листа нарисуешь пионерский костер. Слева от костра изобразишь горниста, а справа барабанщика. Статьи я уже потом сам напишу. Ферштейн?
— Борис… а почему у тебя на руке татуировка «Алекс»?
Он широко улыбнулся, показав крупные желтые зубы заядлого курильщика.
— Это произошло, когда я еще в армии служил. За месяц до дембеля в нашу роту молодых привезли. Один парнишка, из Краснодара, был хорошим художником и наколки классные делал, — Борис закатал рукав футболки, показав на правом плече красивую татуировку взлетающей ракеты с огненным хвостом, и внизу синие буквы: «РВСН». — Так вот, однажды мы с другом бухнули после отбоя, а паренька попросили наколоть на руках наши имена. Не надо было тогда этому горе-художнику наливать спиртяги… Короче, этот мудила, когда колол, перепутал наши имена. Лехе наколол «Борис», а мне — «Алекс»… Сначала мы хотели порвать «духа» на британский флаг, а потом решили, что это даже к лучшему. Ну… как память об армейском друге. Теперь мы с однополчанином Лехой как встречаемся, так с улыбкой вспоминаем тот забавный случай.