— Надеюсь тебе некуда торопиться? Ведь моя жизнь намного длиннее чем твоя? А биологический возраст в тридцать один год лишь ее жалкая часть. Настолько жалкая, что ты себе и представить не сможешь. Не смотри на меня так… Чтобы начать понимать, о чем я говорю нужно слушать. Просто слушать и попробовать поверить. И что бы было понятнее я начну с самого начала. С моего рождения.
Родился я за тысячи километров от этого города в обычной семье. Мать была ветеринаром в какой-то небольшой клинике, а отец… О нем я мало что помню. Мать говорила он был автомехаником. Причем очень талантливым. Мог любое корыто с болтами превратить в автомобиль. Да ещё какой автомобиль! Клиентов было море. Поэтому практически все время он проводил в гараже. Иногда я заходил к нему, и он с радостью встречал меня и отвечал на кучу моих вопросов: «А что это? А что вон то? А это куда? А что оно делает?». Он все спокойно объяснял, показывал и всегда в конце спрашивал: «Понимаешь?». Я всегда соглашался и кивал головой чтоб не обидеть его. Хотя, что я мог понимать в пятилетнем возрасте?
А потом его не стало… Он так много работал, чтобы наша семья ни в чём не нуждалась, что его организм не выдержал. И в возрасте тридцати двух лет его сердце остановилось.
Мне было всего шесть, но мне навсегда врезалось в память это ужасное утро. Холодное, дождливое, темное… И крики матери, которая нашла его в гараже с нераскрытой упаковкой каких-то таблеток в руке. Она и не знала, что он болен ведь отец никогда не жаловался на здоровье. Видимо не хотел никого расстраивать. И наверняка боялся, что она будет запрещать ему много работать.
После смерти отца настали очень тяжёлые времена. Мать помимо основной работы начала подрабатывать официанткой в каком-то баре. Недосыпы и постоянная загруженность, отсутствие нормального отдыха сделали свое дело. И у нее начались проблемы со здоровьем и тогда вмешался мой дед Джонатан. Старый полковник в отставке пытался уговорить ее переехать к нему на ферму в другой город. Она сопротивлялась, говорила, что сама справится и пыталась убедить его в том, что это неправильно и для меня такая резкая смена обстановки будет очень тяжёлой. Но дед был непреклонен и в один прекрасный день просто приехал на военном грузовике с отрядом новобранцев, погрузил все наше имущество и сказал, что мы здесь больше не живем. Спорить с ним было бесполезно и потому к вечеру следующего дня мы уже жили на окраине другого города на его большой ферме.
Не знаю, чего боялась моя мать, но жить здесь было ничем не хуже, чем в городе. Даже лучше. Небольшой городок с его жителями был очень гостеприимным. Все были приветливыми и добродушными. Правда это касалось только взрослых. Мои же сверстники были, мягко выражаясь, странными. Школа была всего одна и в ней царила четкая иерархия. Были свои лидеры и свои неудачники. Отсутствие лидерских качеств, миролюбивый характер и молчаливость мгновенно сделали из меня мальчика для битья. Я постепенно стал ненавидеть школу и все что с ней связано. Начал прогуливать уроки. Однако мои «товарищи» порой натыкались на меня и за пределами школы и так же не давали мне спокойно жить. Иногда я, конечно, пытался дать сдачи, но из этого мало что выходило кроме моих синяков и ссадин. И вот однажды, после очередной неудачной попытки отбиться я лежал у себя в кровати и тихо ненавидел всю свою жизнь. И тут ко мне зашел дед. Посмотрев на мою побитую рожу, он спросил:
— Ну что, Марк, не надоело еще проигрывать, а?
Я молчал…
— Вижу, что надоело. Ненавидишь их, да?
— Да, ненавижу, но их много. Они старше и сильнее меня. Что я могу сделать?
— Ты можешь стать сильнее и наконец дать им отпор. Разве не так?
— Но как?
— Я покажу. С завтрашнего дня подъем в шесть утра. Ты будешь делать то что я скажу. Теперь ты моя собственность. А право голоса у тебя появится лишь после того как сможешь заткнуть каждого кто попробует оскорбить тебя или унизить.
В ответ я лишь согласно кивнул головой. Дед потрепал меня по макушке и вышел.
Я знал, что этот старый вояка — человек слова и потому к назначенному времени уже стоял на крыльце в спортивной одежде. Увидев меня, дед заулыбался:
— А ты хорош. Думал тебя пинками придется выгонять из кровати. Ну раз ты здесь, тогда побежали. Посмотрим из чего ты сделан.
— А я думал ты только стоять и командовать будешь?
Отвесив мне мощный подзатыльник, он громко сказал:
— Теперь ты солдат. Запомни — истинный командир не бросает своих бойцов в бой, он сражается вместе с ними. А за нарушение дисциплины — 30 отжиманий. На мои команды отвечаешь «Да, сэр»
— Но я…
— 40 отжиманий.
— А….
— 50…
— Да, сэр…
— А ты сообразительный. Упор лежа принять и пошел…
Отжавшись через превозмогания сколько положено, я хотел было присесть отдохнуть, но голос «командира» ясно дал понять, что теперь нужно бежать. И мы побежали.
Я ожидал от своего шестидесятилетнего деда куда меньше, чем тот темп, который он задал. Через две минуты бега по пересечённой местности мне хотелось выплюнуть легкие, упасть, схватиться за сердце и притвориться мертвым, но проявлять слабость сразу я не стал. Решив, что смерть в «бою» это уж точно не худший вариант, я стал держаться изо всех сил. И вот когда мы оббежали вокруг фермы и вернулись к дому я замертво рухнул на землю жадно глотая воздух ртом. Меня трясло, тошнило, сердце колотилось, а в голову будто забивали гвозди. Причем с одного удара и по самую шляпку в довесок припечатывая тяжелым молотком. Со стороны это, наверное, было жалкое зрелище, но дед видимо был удивлен и доволен, что я вообще выжил и потому аккуратно пнув меня ногой под зад изрек
Глава 3
— Вольно, солдат! На сегодня все. А вот завтра уже побежим нормально. Как мужики, а не старшеклассницы.
В ответ я лишь жалобно застонал и повернул голову в сторону дома. Там на крыльце стояла моя мать и пыталась что-то сказать:
— Ему всего тринадцать — он еще ребенок, а не твой солдат…
— С сегодняшнего дня он мужчина и сам решает кто он — ребенок или солдат. Тема закрыта!
После этих слов меня распирала гордость. За такую похвалу стоило умереть…
На следующее утро все повторилось. Бежали мы хоть и медленнее, но было значительно тяжелее. Ведь после вчерашнего забега ноги болели и едва меня слушались, но отступать было некуда. После двух кругов вокруг фермы мне пришлось отжиматься, подтягиваться и приседать. Для неподготовленного организма испытание было адским, но я молча пытался делать то что от меня хотели, а в конце, лежа на земле, старался стонать уже менее жалобно чем хотелось.
Мой организм, как оказалось, был достаточно крепкий и быстро привыкал к нагрузкам и уже через пару месяцев я мог спокойно делать то что хотел от меня мой командир. Каждый день, кроме выходных все было одинаково. Ранний подъем, бег, пресс, отжимания, подтягивания, приседания, колкости про то что я самый беспомощный боец, которого он только знал и много другого армейского юмора который я уже мог понимать, а иногда даже смеяться. Я прекрасно понимал, что все это не со зла, а для задора — чтоб не расслаблялся и продолжал стараться.
Так прошло еще где-то полгода. Мое бесформенное тело начало принимать приятные очертания. Я по-прежнему не выглядел устрашающим, но зато был быстрым, выносливым и достаточно смелым, чтоб на оскорбления сверстников отвечать отборными ругательствами, не боясь за это получить в морду. Уверенность в собственных силах росла очень быстро, но это была совсем не моя заслуга.
В один из выходных дней ко мне подошел мой дед и предложил пробежаться. Сказав, что путь, конечно не близкий и сложный, но то место того стоит чтоб увидеть его. Он указал пальцем на небольшую возвышенность за лесом. Прикинув расстояние и то, что путь будет в гору я предложил поехать на машине. Услышав гору шуток про то что я девчонка и боюсь сложностей у меня ни оставалось вариантов как обуть кроссовки и побежать следом.
Сказать, что дорога была сложная — это ничего не сказать. Высокая трава, в которой не было видно ни ям, ни кочек, потом поваленные деревья, рыхлая, влажная лесная почва, которая то и дело уходила из-под ног и все это при беге на возвышенность… На холм мы взобрались с большим трудом. Мой дед свалился лицом вниз и сделал вид что обнимает его и серьезно сказал: