— Если его бить каждый день, — огрызнулся Попелышко. — Чехов это писал… Был такой писатель — Антон Павлович Чехов. Не помните?
Язвительное замечание Юрки сержант пропустил мимо ушей и продолжал свои рассуждения в том духе, что имеет он, Харитошкин, душу, до проклятия слабую, и всю жизнь такие недоумки, вроде Попелышко, пользовались его добротой. К концу тирады было все-таки упомянуто без надобности сожженное казенное имущество, не говоря уже о телесных увечьях, которые пришлось при этом перенести.
Тут уж Юрка сник, почувствовал, что нет у него иного выхода, как вытерпеть, стиснув зубы, командирство Харитошкина, а уже в будущем приложить все старание, чтобы под начало к нему больше не попадать. Скрипучий голос сержанта был тверд, как граненое шило, которым, как известно, даже в дубовой доске можно провертеть подходящую дырку.
Поэтому Юрка возражать Харитошкину не стал и принялся еще сосредоточеннее набивать запасные диски.
Закончив работу, решил Юрка перекурить и тут увидел мерцающие в ельнике тусклые чужие каски, а затем, вглядевшись, различил настороженные, пригнувшиеся фигуры, которые выходили из леса на болотистую поляну.
— Немцы! — испуганно крикнул Юрка и дернул за плечо Харитошкина, который возился с «дегтярем», устанавливая его в сторону шоссе, где снова вспыхнула стрельба и раздались выстрелы артиллерийских орудий.
Харитошкин крутнулся и увидел выходящих из густолесья немцев. Он перемахнул пулемет на другую сторону окопчика и тотчас же дал очередь на весь диск.
Сержант верно оценил обстановку. Главное было не в том, чтобы подпустить немцев поближе и срезать прицельной очередью десяток первых. Немцев надо было задержать, заставить залечь под огнем, замедлить их движение. Дать время тем, кто оборонялся на шоссе, понять угрозу, которая возникла на фланге.
— Гранаты готовь! — крикнул Харитошкин, поливая немцев очередями.
Нападающие попятились, залегли на краю полянки и открыли ответный огонь. Пули запели над головами разведчиков.
Харитошкин бил длинными очередями, поворачивая черный с раструбом надульника ствол «дегтяря». Юрка набивал диски, которые сержант опорожнял с невиданной быстротой.
Ответный огонь стал растекаться левее, обходя полянку. Сержант понял, что немцы послали группу в обход, чтобы войти пулеметчику в тыл.
Тоскливо прислушиваясь, как ширится в лесу стрельба, Харитошкин приказал Юрке бежать к шоссе и сообщить, что немцы заходят в фланга.
Юрка ужом выскользнул из окопчика, прополз десяток метров, потом вскочил и, пригнувшись, натыкаясь на сучки, спотыкаясь о корни, пробежал сотню метров, которая отделяла разведчиков от второго батальона. Бежал и со страхом прислушивался, не смолкли ли за его спиной очереди «дегтяря».
Комбат-два, которому Юрка сообщил о немцах, угрожающих с фланга, сказал, что на помощь послать никого не может, и приказал передать сержанту, что немцев надо задержать.
Пока Юрка добрался обратно, ему очередью сбило пилотку и разорвало подол гимнастерки.
— Комбат приказал нам держаться! — крикнул он сержанту. — На них немцы по шоссе прут, земли не видно. Сказал, чтобы мы их с флангов не пускали!
— Ишь ты, — удивился сержант. — А я думал, что нам убегать прикажет… Ты зачем сюда прискакал? Без тебя, думаешь, не управлюсь?.. Мотай обратно!
— Как обратно? — не понял Юрка, уже пристроившись с автоматом возле Харитошкина.
— Так, как мотают, — скрипуче повторил сержант. — Не нужен ты мне, справлюсь… Вон куда вы, гады, пробираетесь!
«Та-та-та-та…» — дрожал в руках сержанта пулемет, и точные очереди настигали немцев, выскакивающих на полянку, отсекали путь увертливым теням, которые мелькали за деревьями, за кустами, обходя разведчиков.
Харитошкину было ясно, что немцев не удержать. Пока он преграждал огнем путь обходящей группе, остальные успевали на полметра, на метр приблизиться к поляне. Когда сержант, уловив по шевелению осоки их движение, переносил огонь, начинали передвигаться те, кто заходил ему в тыл.
Автомат Юрки помогал Харитошкину, но немцы тоже усилили огонь.
Глубокий надежный окопчик, в котором немцы не могли достать разведчиков, был обречен. Цинковая коробка из-под патронов валялась вверх дном. Рядом с ней лежали опорожненные диски. На «дегтярь» оставалось их всего два. Через несколько минут сержант израсходует их, и пулемет замолчит. Тогда немцы кинутся на окоп.
— Да уйдешь ты или нет?! — зло заорал сержант, на мгновение повернув к Юрке грязное усатое лицо. — Навязался, идол, на мою шею… Приказываю уходить!