— Какой подарок?
— Никто в тундре такого подарка не делал. Один Яртико сделает. Яртико — большой охотник, у него глаз, как у сапсана, а шаг легкий, как гусиный пух. Яртико много будет по тундре ходить, много песцов убьет…
Он подошел и засунул руку под малицу.
— Гляди, начальник! Гляди, Захар! Вот какой подарок я хабене делаю.
Он выхватил руку из-под малицы, и вместе с ней вылетело большое серебристо-дымчатое облако и мягко легло на стол.
Голубой песец! И такой, что встречается один на многие тысячи. Густой мех переливался мягкими волнами. На спине широкой полосой темнела пушистая дымка с седыми искрами, и пышный хвост плавал в воздухе.
Хотя я не особенно разбираюсь в мехах, тут почувствовал, что такая красота не часто встречается в тундре.
У Геннадия Львовича загорелись глаза. Тонкими руками, на которых синели вены, он перебирал дымчатые ости, мял подшерсток и оглаживал легкий хвост. Подняв мех и медленно поворачивая его перед лицом, он дул на него, трубочкой вытягивая губы, прижимал его к гладко выбритой щеке.
— Это же целое богатство, Яртико, — хрипло, словно его вдруг схватили за горло, сказал Геннадий Львович. — И ты хочешь его отдать просто так, задаром?
Яртико кивнул головой, подтверждая, что именно так он и собирается сделать.
— Я ведь тоже мог тебя вылечить… Может, снова волк на тебя нападет… Хабеня не возьмет у тебя этот мех… Ты отдай его мне, Яртико.
Геннадий Львович, не выпуская из рук шкурку, торопливо выдвинул из-под кровати свой чемодан.
— А хабене вот это подаришь. — Он откинул крышку чемодана и ткнул в руки Яртико дорожный несессер из тисненой кожи с никелированным замком.
Круглая физиономия Яртико многократно отразилась в блестящих гранях стаканчиков, мыльниц, чашечек.
Соблазн был велик. От напряжения на лбу Яртико заблестели мелкие капельки пота, и он облизал пересохшие губы.
Геннадий Львович ждал, подавшись вперед, словно собака на стойке. Я видел, как вздрогнула его рука, зажавшая голубого песца.
Мне было противно смотреть, как он, знающий человек, начальник зимовки, старается выманить у Яртико драгоценный мех, всучив ему безделушку.
Но Яртико устоял.
Он отодвинул в сторону несессер, взял голубого песца и спрятал его под малицу.
— Нет, Яртико подарит доктору голубого песца, — твердо сказал он.
На щеках у Геннадия Львовича выступили круглые, с трехкопеечную монету, розовые пятна. Мелко звякала в его стакане серебряная ложка.
После чая Яртико стал прощаться.
— Прогуляюсь, пожалуй, по тундре, — Геннадий Львович надел доху. — Может быть, и мне голубой песец попадется. Ты подвезешь меня, Яртико?
Глаза у него были холодные и жесткие.
— Захар Петрович, принеси мне пачку патронов, — попросил он меня, осматривая охотничью винтовку.
Когда я возвратился с патронами, Геннадий Львович и Яртико стояли уже у дверей.
Тонкий хорей взметнулся над спинами оленей. Нарты легко тронулись с места. Взлетела из-под полозьев сухая снежная пыль, закачались ветвистые рога.
Я смотрел вслед убегающим нартам.
Геннадий Львович сидел позади Яртико. Его серая волчья доха выделялась на снегу грязным пятном. Тонкий ствол винтовки торчал возле плеча.
Помню, по спине у меня прошелся тогда неприятный холодок, хотя причин для этого не было никаких.
Когда нарты скрылись за первым поворотом, я вернулся в избушку и занялся уборкой. Подметая пол, я случайно стукнул щеткой по дверце шкафчика, находящегося в ведении начальника зимовки. Дверца тихо открылась.
Это меня удивило. Дело в том, что в шкафу хранился запас спирта и шкаф Геннадий Львович всегда запирал на замок.
Греха таить нечего, не раз я проверял аккуратность начальника. Потом убедился, что это совершенно бесполезно.
Я полюбопытствовал и открыл дверцу. Три бачка со спиртом стояли на месте. Кажется, там раньше было еще несколько бутылок со спиртом. Где же они?
Последний раз Геннадий Львович открывал шкаф неделю назад, когда я возвратился с метеоплощадки иззябший, как тундровая мышь. Потом шкаф был заперт. Это я знал наверняка.
Сегодня, занявшись голубым песцом, начальник забыл угостить нас спиртом. Может быть, он его открывал, когда я уходил за патронами?
Кружки на столе спиртом не пахли.
Я придумал бы что-нибудь, но подошло время радиопередачи.
Геннадий Львович возвратился часа через четыре. Румяный от мороза, и глаза веселые. Меня даже по плечу похлопал. Видно, что у человека хорошее настроение.