Полвека прожил он в этой избушке, а теперь надо собрать пожитки, забить окно и уехать в поселок.
Не думал Андрон, что на старости придется ему сниматься с обжитого места. Еще в молодые годы, исполняя строгий наказ постнолицего староверского наставника, Андрон укрылся в Мерзлой губе от мирской суеты и поганых табашников. Срубил под гранитной скалой избу из плавника, сколотил сарай для рыбацких припасов, обзавелся карбасом и зажил здесь, одинокий и нелюдимый.
Но жизнь на поверку оказалась глазастой. Высмотрела она ухоронку Андрона и вытащила его из темного угла. Сначала Андрон от света зажмурился, а потом понемногу осмотрелся по сторонам и сообразил, что зря он просидел полвека в Мерзлой губе, как мышь в щели…
Андрон присел на камень и снял шапку. Студеный морской ветер тихо перебирал седые пряди. Лицо у Андрона крупное, будто вытесанное топором из старого бревна. Словно из колодца глядят из глубоких орбит глаза. Холодные и серые, похожие на низкие осенние облака.
Мохнатые тучи ползут и ползут с моря, цепляясь за верхушки гор. В каменных распадках белеют рваные клочья тумана. На торфяном болоте поникла жухлая, с льдинками у корней осока. Полярные березки роняют на мокрые валуны последние листья, желтые и зазубренные, как копеечные монетки.
Тяжелая, чугунная вода застыла в заливе. И только ручей, пробегающий в десятке метров от избушки, сердито урчит, яростно наскакивает на валуны и плюется пеной. В небе плавают на упругих крыльях белые чайки. Высмотрев добычу, они камнем падают вниз. Без всплеска пробив воду, чайки исчезают в море, затем взлетают вверх, жадно заглатывая добычу.
Раскачиваясь на поржавевших петлях, надсадно скрипит дверь избушки. Пронзительно кричат на отмели гаги, и недовольно тявкают за камнями песцы. Где-то за облаками мерно гудит рейсовый самолет, идущий на Архангельск.
За заливом на отвесной скале виднеется опора высоковольтной линии. Эту линию протянули года три назад мимо Мерзлой губы к никелевому руднику. Раньше на скале стоял покосившийся обомшелый крест, который указывал вход в губу. Когда опору ставили, крест снесли.
Андрон усмехнулся, вспомнив, как он ругал монтажников, порубивших на дрова древний поморский крест.
Избушка у Андрона низкая. Когда он вставал, казалось, вот-вот стукнется головой о закопченные, растрескавшиеся балки. В переднем углу, бросая на стены желтый свет, горела лампадка, заправленная рыбьим жиром. Над ней — покоробившаяся, сухая до звона квадратная доска в треснутой раме. Краски на доске потемнели. Лишь привычный глаз Андрона угадывал тощий, засиженный тараканами лик с полукруглыми морщинками на высоком лбу. Над правой бровью отскочил кусок краски. Поэтому выражение лица у святого удивленное и сердитое. Ясно был виден на иконе только восковой мертвый палец с острыми суставами и длинным коричневым ногтем.
Всю жизнь этот палец грозил Андрону и подчинял его своей непонятной воле.
В рукописной раскольничьей книге, истертой и замусоленной корявыми руками, слова были непонятные и пугающие, как восковой палец на иконе. С того дня, когда русоволосый Андрон в длинной белой рубахе опустился на колени рядом с отцом, сухоликий бог и книга в рыжем кожаном переплете не выпускали его из своих рук. Всю жизнь Андрон старался угадать, что хочет сказать ему бог, да так и не понял. И эта неизвестность опутала его, как цепкая рыбачья сеть опутывает сунувшуюся в нее сельдь.
Дни проходили, похожие друг на друга, как валуны, раскиданные в лощине. Морские ветры иссушили грудь, сыпучие тундровые сугробы, исхоженные на песцовых охотах, отняли силу в ногах. В ненастные дни ноет поясница, простуженная на промысле нерпы: Андрон часами лежал на льду, выжидая, пока сторожкий зверь подойдет на выстрел. Трудно сгибаются пальцы, скрюченные соленой водой.
Были у Андрона и радости: жена Анфиса, статная и тихая, с ласковыми умелыми руками, и сын Федюшка, ползавший по скобленному до желтизны полу.
Анфису Андрон похоронил на песчаном бугре в тот год, когда на море задымили военные корабли с полосатыми флагами и в поселке Андрон услышал незнакомое слово «революция».
Помнит он, как заглянула революция и в Мерзлую губу. В ту зиму к избушке пришел на лыжах человек в заплатанной малице и тупоносых ботинках с железными шипами. Андрон оттирал ему обмороженные ноги, когда к избушке подкатили трое лыжников в зеленых шинелях с погонами. Они схватили человека в малице и погнали босого в тундру. Отмороженные ноги, белые, словно из мрамора, по щиколотку увязали в колком, сухом снегу.
Андрон снял со стены охотничье ружье и выбрал патроны, заряженные пулей. Сухо клацнул затвор, но строгий палец темноликого бога повалил его на колени, заставил положить на лавку ружье и пригнул головой к тесаным сучковатым половицам.