Узка эта кромочка, старший сержант Орехов. Не знаешь, где обломится…
Николай напряженно вглядывался в серую темень реки, хотя там сейчас ничего нельзя было высмотреть.
Конечно, немцы разберутся в ребячьей хитрости с манекенами, ударят пониже и достанут тех, кто плывет за плотом. Если начнут из минометов бить, тут манекены не помогут. Какая разница при минометном обстреле, на плоту ты лежишь или плывешь, держась за его край? Мина таких тонкостей не понимает… «На воде ноги жидки», — вспомнилась поморская пословица. На суше человек и после тяжелого ранения может уцелеть, а на воде и от пустякового осколка, от контузии простой камнем пойдешь на дно.
Тут еще Юрка навязался на его шею. Бывают же такие недотепы! Ростом вымахал чуть ли не в два метра, через день письма зазнобе пишет, а плавать не научился. Взрывом отобьет от плота, он и целехонький на дно пойдет. Пустит напоследок пузыри и как топор под воду — нырк! — и нет ничего.
Хоть бы, идиот, на день раньше сказал, что плавать не умеет. Можно было бы еще заменить. Для штурмовой группы в этом не было бы никакой беды. Так нет, до самого последнего часа молчал и рот раскрыл, когда уж разведчики у плота были. Сообразил, что теперь его не выгонят. Придется Орехову с ним валандаться.
Николай вздохнул, вспомнив, как час назад Юрка доверчиво и просто шепнул ему, что не умеет плавать.
— Я с вами рядышком буду, товарищ старший сержант, — попросился Попелышко. — Ладно?
Голос у него был растерянный, как у нашкодившего мальчишки.
В первый момент Орехов хотел отправить Юрку к командиру. Пусть лейтенант сам разбирается, раз включил Попелышко в штурмовую группу. Но доверительный шепот Юрки остановил его.
— Ладно, держись, черт с тобой, — ответил он.
В темноте, в ожидании броска через реку, мысленно ругая Юрку самыми последними словами, Орехов удивленно сообразил, что так ему легче ждать команды.
Юркина беспомощность помогала Николаю ощущать собственную силу. Уж если Попелышко надеется, что его затея кончится благополучно, то Орехову не стоит загодя помирать. Не в таких переделках бывал и выкручивался. Осенью их с Харитошкиным с четырех сторон в кустах обложили, собак пустили. Они же ушли, пробились, целые к своим вернулись.
Плавает Николай, как рыба, возле моря вырос. Мальчишкой раз пять тонул и всегда выбирался. Однажды на спор взялся озеро переплыть. Лед еще не весь стаял, а он поплыл. Судорога ногу схватила, а переплыл-таки.
Верно говорит Петухов, что на всякую беду страха не напасешься. Да и как угадать, когда ты на фронте к смерти ближе. Вот сейчас сидишь и боишься, что на переправе не уцелеешь, а в эту минуту какой-нибудь фриц наугад прицел крутнет, ахнет в белый свет, как в копеечку, а шальной снаряд шлепнется возле тебя и оставит мокрое место.
Нет, солдатской судьбы не угадаешь…
Подполковник подошел к разведчикам. В сереющем свете уходящей ночи они зашевелились, стали оправлять маскировочные костюмы, ремни автоматов.
Вглядываясь в неясные пятна лиц, Барташов сказал:
— Первыми идете, ребята, с вас большое дело начинается.
— Понимаем, товарищ подполковник…
— Это уж так, что разведка всегда первая.
— Не подкачаем, доберемся к фрицу.
— Не прост, ребята, фриц, — сказал Барташов. — Много у него еще силы, шапками не закидаешь.
Подполковник машинально полез в карман за папиросами и тотчас отдернул руку.
— Жаль, курить нельзя. Сам приказ отдал.
— А вы его, товарищ подполковник, временно отмените, — посоветовал Кудряшов. — Мы бы тоже по одной запалили. Авось немчура не высмотрит.
— Нет, с «авосями» я давно кончил, — жестко сказал подполковник. — Еще в сорок первом. Вам Орехов подтвердит. Мы с ним тогда вместе воевали.
Головы разведчиков как по команде повернулись в сторону старшего сержанта, ожидая, что он скажет в ответ.
— В Заполярье теперь круглые сутки день, — задумчиво произнес Орехов. — Там по ночам курить можно, товарищ подполковник.
Барташов встал и сказал, что ему пора возвращаться на командный пункт.
— От вас, ребята, многое зависит, — добавил он.
Не сказал разведчикам подполковник, что не только форсирование реки зависит от удачных действий штурмовой группы, но и его, Барташова, судьба. Если группа не доберется к западному берегу, командир полка предстанет перед военным трибуналом.
— Пойдем, капитан, — сказал Петр Михайлович.
— Разрешите мне остаться здесь, — попросил Пименов.