Иван ступил на зыбкую почву. Земля под ногами была не просто мокрой – она **шевелилась**, как спина огромного спящего зверя. Каждый шаг сопровождался противным **хлюпающим всхлипом** и выбросом пузырей зловонного газа. Туман сгущался, цепляясь за одежду холодными, липкими пальцами. Они шли цепочкой: Петр впереди, за ним Иван, потом Вика, Макар замыкал. Внезапно из тумана выступили очертания – низкая, покосившаяся каменная часовня, поросшая синеватым **лишайником**, который пульсировал в такт их шагам. Дубовая дверь, почерневшая от времени, была скреплена ржавыми железными полосами. В центре двери – чёткий оттиск: **дубовый лист**, точь-в-точь как на ключе Ивана. Над входом – полустёртая фреска: фигура в плаще, закалывающая кинжалом сплетение корней. Лицо фигуры было намеренно сколото. Вика провела рукой по холодному, влажному камню, шепча с горечью:
— Кощунство... Они пытались стереть память о Запечатавшем.
Петр, осматривая периметр, настороженно держал «Стечкин» наготове.
— Тише. Чую... наблюдают. Макар, прикрой тыл. Иван, ключ. Быстро.
Иван подошёл к двери. Ключ в его руке **вспыхнул** ярко-зелёным. Он вставил его в незаметную скважину под листом. Раздался **глухой скрежещущий звук**, будто сдвинулись вековые камни где-то в глубине. Полосы железа отслоились, как гнилая кожа. Дверь со **стоном** отворилась внутрь. Их встретил стоячий, спёртый воздух, пахнущий пылью, тленом и старой кровью. Тусклые лучи сквозь разбитое оконце-бойницу освещали клубящуюся пыль. На простом каменном алтаре лежал **скелет** в истлевшей форме тёмно-синего цвета, со знаком «Разбойного Приказа» на лацкане. Костяные пальцы сжимали **потрёпанный кожаный дневник**. Стены часовни были покрыты фресками, изображающими битву людей и существ из корней и тени с древним воином в плаще (лицо везде сколото). У ног воина – горы костей. Пол усыпан высохшими чёрными цветами, похожими на миниатюрные вороньи головки. Макар, оставаясь на пороге, пробурчал:
— Не нравится мне это. Как склеп.
Вика осторожно подошла к алтарю, коснулась дневника.
— Свежий прах... на костях. И форма... Это наш. Пропал полгода назад. Сергей Волков.
Петр хмуро подошёл ближе.
— Волков? Так он же...
— Да, — подтвердила Вика, открывая дневник. — Был в группе твоих родителей, Иван.
Иван почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он шагнул вперёд. Вика протянула ему дневник. Страницы были исписаны нервным, торопливым почерком. Иван начал читать вслух, голос прерывался:
*"День 17. Граница истончается. Его Шёпот в голове не умолкает. Знает наши имена. Знает наши страхи. Васильев сломался вчера... Зашёл в трясину и не вернулся. Только его шепот теперь среди других: 'Прости...'"* — Иван поднял глаза, полные ужаса. — *"День 22. Кощеева права. Печать держится только на его крови. Она... зовет его? Бессмертного? Нет. ОН зовет через неё. ОН ждет в корнях. Мы должны уйти. Сейчас же! Алла..."* — Последняя запись обрывалась кляксой, похожей на кровь. Несколько страниц были **грубо вырваны**. — Алла... это...
Вика побледнела.
— Твоя мать.
Внезапно из дверного проема, окутанного туманом, донёсся нежный, знакомый голос:
— Ваня... Сынок?
Все резко обернулись. В дверях стояла **женщина**. Платье – рваное, грязное. Волосы – спутанные. Но лицо... Лицо было **её**. Аллы Бессмертной. Иван замер, сердце бешено колотилось.
— Мама...?
Петр вскинул пистолет, рыча:
— ОТВЕРНИСЬ! ЭТО НЕ ОНА!
«Мать» сделала шаг вперёд, её улыбка вдруг стала неестественно широкой, растягиваясь до мочек ушей.
— Мы так соскучились, Ванюша... Папочка тоже ждёт. В корнях... ОН всех ждёт...
Её глаза **побелели**, лишившись зрачков. Из разодранных рукавов платья выползли чёрные, блестящие, как мокрая глина, **щупальца**. Вика вскрикнула, швыряя горсть зёрен Правды в тварь:
— ЗАКРЫВАЙ ДВЕРЬ, ИВАН! ЗАКРЫВАЙ!
Зёрна попали в лицо «матери». Раздался **пронзительный, нечеловеческий визг**. Лицо начало **пузыриться и течь**, как воск. Но щупальца рванулись вперёд! Макар оглушительно ревя, перехватил одно щупальце и рванул его руками, как гнилую верёвку. Чёрная жижа брызнула на стены, зашипела.
— ГНОИЩЕ! ПРОЧЬ ОТ НЕГО!
Петр палил из «Стечкина» серебряными пулями по телу твари.
— Иван! КЛЮЧ! ДВЕРЬ!
Иван, парализованный ужасом, смотрел на искажённое болью лицо матери-монстра. Ключ в его руке пылал огнём, обжигая кожу. «Мать», хрипя, ползла к нему, несмотря на раны.