- Не блевануть бы, когда мы их увидим, - хохотнул Антуан.
- У меня крепкий желудок, - заверил Буркхард, заглатывая какую-то булку с соусом.
- Это да, мы все, так сказать, закалённые. Меня выворачивало наизнанку раз пять или семь, пока я не начал ходить на эти дела на голодный желудок. Но потом как-то привык, особенно после практики в больнице. Люди же не знают, какие они на запах, если вспороть им живот или грудную клетку. Однако зрелище того стоит.
- Значит, ты никогда не боялся?
- Не шути так, - немного недовольно хмыкнул Антуан. – Я в этом сакральном дерьме с рождения. Меня очень долго удивляло, что люди не видят таких очевидных вещей. Они словно слепые. Хорошо, что мать взялась за меня в своё время. Иначе бы… я точно бы на кого-нибудь накинулся.
Буркхард немного нахмурился:
- Райнхард говорит, что нам повезло, в отличие от брошеннок. Я чуть не тронулся, когда со мной всё началось. И как бы родители ни старались, а в психушке я побывал. Даже не знаю, как это у этих... они, наверное, в восьмидесяти процентов случаев просто от страха подыхают. А остальные двадцать жрёт сонм предков. И вылезает… как эта.
- Нет, от других людей, - мрачно сказал Антуан, слишком хорошо знавший такие случаи. – После Салема осталось очень много брошенок. До старости не дожила ни одна. Мужчин, как ты знаешь, убивают реже. Женщина всегда считалась сосудом для дьявола. Да, так и получается, что они привлекаются чаще женщинами, а не мужчинами, выбирая их наследницами. В итоге, мужчин пытаются лечить, считая их жертвами, а женщин убивают, даже не разбираясь.
Повисло недолгое молчание, тишину которого разрушал звук работающего двигателя автомобиля. Антуан неслышно вздохнул, чувствуя, как волна гнева успокаивается в нём.
- Всех тех, кого я видел на крестах или в кострах... они те самые брошенки, - выговорил он немного несмело. - Семейные, как правило, считаются благородными дамам и пользуются популярностью. Мой дед очень любил выводить на прогулку своих дочерей, чтобы все могли посмотреть на них. Вздохи, восхищения. Да, старик наслаждался этим. Сейчас, конечно, многое изменилось. И брошенки выживают, благодаря законам о гуманности и неприкосновенности. Но кто знает, лучше ли стать овощем в психиатрической лечебнице, или же сгореть один раз на костре.
- Ну, это да... они теперь хотя бы перестали верить во всякие сделки, искать чёрных котов и падающие с неба книги с заклинаниями, - Буркхард мрачно улыбнулся. - Я этого не застал, меня ещё тогда даже не задумали. Но мать говорила, что порой кто-нибудь поджигал дома нашей семьи.
- Что поделать, мы явно не созданы для совместного мирного сосуществования. Хотя, пациенты в лечебницах закрытого типа достаточно тихие, чтобы никому не мешать, - горько усмехнулся доктор Карлос, замечая впереди какое-то хаотичное движение. – О, а они быстрые. Достань мою сумку, а я пока припаркуюсь где-нибудь подальше.
Буркхард наскоро запихнул в рот последний кусок своей булки и потянулся за сумкой, лежащей на заднем сидении автомобиля.
- Ну, как-то так, - одобрил Антуан место, которое закрывали два толстых дерева. Машину ему терять просто так не хотелось. Он еле нашёл приличный автомобиль в этой глуши, где даже телефоны не работали, словно их ещё не изобрели.
Когда он и Буркхард покинули автомобиль, в небе раздалось жуткое карканье. В ответ на него из леса донёсся какой-то рык.
- Встречают нас, - ухмыльнулся Буркхард, проверяя свой топор. – Стараются, расшаркиваются.
- Не вопрос. Начнём и мы наше приветствие, - Антуан взял свою сумку и что-то извлёк из неё.
- Крест? Серьёзно?
- Ну, не такой уж это прям крест. Просто пара кривых палок с деревьев на церковном кладбище, - Антуан говорил немного неразборчиво, думая о чём-то другом. – Готовь топор.
Доктор Карлос закрыл глаза и медленно выдохнул горячий воздух из своих лёгких. То, что Буркхард назвал крестом, начало загораться. Маленькие огненные язычки лизали гладкие ветки и ладонь Антуана. Однако он не испытывал ничего болезненного. Скорее, ему было приятно.